***
Не ходить бы мне на выгон пляжный,
Ситцевый, цветастый, трикотажный,
Радостный, оборочный, нагой,
Золотой, немного кобеляжный,
И невинный, вроде бы такой.
Но чарующая штука эта -
Сущая погибель для поэта,
Где так много девушек и жён,
Хоть пиши, вкусивши плод запрета:
"Вход сюда поэтам запрещён".
Буйству чар душа моя так рада,
Здесь и мёд, и грешная помада,
Царство талий, златокожих плеч,
И, хотя я весь во власти лада,
Я себя не в силах уберечь.
Край озёрный. Середина лета.
Песня лучшая моя пропета,
Но среди полуденной тиши
Негой околдована, согрета
Каждая молекула души.
Пусть простят владычицы загара,
Не унять мне тайного пожара,
Да и как унять его, когда
Воздух, словно пьяная опара,
И зарёй пропитана вода.
Озеро подобием лохани,
Берега далёкие в тумане,
Кущи ив, палящий жар густой.
Я читаю в каждом юном стане
Дерзкий вызов - нежный и простой.
Я хожу среди нагих русалок,
Слишком дерзок, а не слишком жалок,
Словно натыкаюсь на цветы,
Чтоб воспеть, не помня перепалок,
Бесподобный праздник наготы.
Слыша визг и вздох, немного томный,
Я тянусь к нему, такой изломный,
Крепко битый подлою судьбой,
Чувствуя в крови пожар огромный,
Броситься готовый за любой.
Всё открыто, всё доступно взору,
Лучше лета нет в такую пору,
Оттого б до осени глядел,
Радуясь ракитам и простору,
На безгрешность златокожих тел.
Я хожу, как ястреб у сарая,
Окликает травушка сырая,
Даже ива клонится к плечу...
Я среди русалочьего рая,
А другого рая не хочу.
1989 г.