*
Серый свет
увядающей ночи
Входит тявканьем
псов
под открытым окном.
Разверзаются очи
на грядущее солнце
покинутых снов…
Каплет дождь.
Стекаются слезы
с уводящих в пустыни
несбывшихся грез.
Шорох пробужденья
раждает
Разсветъ.
*
Мнимость –
обычная ложь.
Снимаю маску
с сердца азъ,
с души.
Чтоб не душила
Немота
моих воскресших слез.
А слезы те –
не чувственность пустая,
а порожденье
чистоты,
которой жаждет
то же сердце,
Что некогда травилось
Лебедой
безстыдства, злобы…
Срамо’ту огласив за девство…
Усталость навалилась,
задавила.
Лежу больным в постели:
жив – но слеп.
Слег к прихотям и жаждам
плоти,
уняв все мысли внутрь себя.
И вглядываюсь азъ
в пустыню черноты
своей пустой души.
Кричу и возжигаю
глаголы пламенных своих речей.
Они ж глухи; никак не греют.
И гаснут…в этой гулкой саже
простуженной печи…
*
Слова проплывают никчемною тенью.
Сердце – кожаный мешок с морщинами лет.
Не могу азъ вдохнуть в него жизнь.
Пытаюсь еще…Час и другой…
Азъ вновь начинаю:
Господи,
Iисусе Христе,
Сыне Божiй,
помилуй мя,
грешнаго…
Дух оживает…
Но мысль пробуждается,
начиная блуждать по закоулкам былого…
Рой помыслов слетается,
и азъ вылавливаю то одну диковинку,
то другую,
любуясь, вдыхаясь в подробности…
Свет угасает от ветхости снов.
Сердце – сухое, в складках годов.
Потемненiе чрез угасанiе…
Вновь азъ один…
Пытаюсь…увы…
Снова проплывают серостью тени…
*
Не заметили,
оплошалися…
Азъ не в той уже
гавани…
Обокралися, самохваляся…
Нет меня
там,
где нет меня…
Что же сам азъ?
Да все тот же звук,
И все тот же
смрад –
затыкай носы…
Надоел себе
до обрыдлости,
похваляяся
суетой.
Эх, ничтожество
до скаредности,
тупость в сердце –
лихая дурь.
Упивался вчера еще,
а сего дня же…
Затхлость плесени…
на душе ж -
без просветов хмурь.
Сколько ж можно-то?
А сколь нужно-то…
Вся примета – во мне
самом…
горький вкус от словес своих;
Вкус полыни внутри,
как в огне…
Распаляю, разжигаю огонь…
Словесного хвороста – целыя гурты.
Но нет пламени, нет света,
только в саже всё сердце моё…
Ветер дурится…швыряя пылью…
Застилая глаза пеленой…
А душа моя мается стынью…
огня нет, и жизни в ней
нет…
Прикасаюсь азъ словом…как спичкою…
бьюсь главою о пороги широт…
но ничто мне не в силах помочь,
Ибо Свет добивается болью…Чрез потери мiров…
Меридi’анов косяк острым выступом высится…
Обойти б, но иду напролом…
Правотою мой путь мне привиделся…
Чушь…обман…обольщенье бесов…
Так куда ж ты?…в какiя пространствiя?…
Ты глупец…не смешон…без ума…
Огляделся…
Бросить сердце в пылищу
звездных сказок?
Разве можно?!
Схлынь…умойся молитвою…
Осмотрись…и повсюду трезвись…
*
Прожигаю азъ года
за страницей страницу.
Как упавшия листья…
как завядшия листья…
Пожирает огонь их
в кучах сора на тропах
угасающей жизни…
*
Что же азъ?
Да, ничто,
Пустота одичалаго странника…
Азъ вдыхаю…вздыхаю…
не могу азъ никак докричаться
до глубин своевольного сердца…
оно же – во мраке…
азъ кричу, азъ прошу, азъ молю…
к теплоте безучастно…
азъ живу без него…оно же во мне
и во тьме…
увядают надежды…
остужаются чувства
отмирают сухия
ветви
старых дерев.
Кто же азъ?
Да, никто…
Пустота…безпросветность…
злая смрадность по
тщеславным плотам,
что стоят под запретом.
Вот, азъ вышел из боя,
Вынося ран потерей.
Все такой же:
скотина скотиной,
плоть по плоти
злодей из злодеев…
Ухожу…
ухожу…
Азъ не грежу,
всё вижу.
Эхом льется вода
мертвых сполохов
дня.
Так,
мерцает…
мне какое до этого дело?
В…
Что же азъ?
Кто же азъ?
Смрад эпохи,
зловонье веков,
тысяч тысячелетий…
Преклоняю колена
самовольнаго сердца…
Вместо слез лишь морщины…
ох, грешен…
немощен боле…
Жалок видом внутри,
внешне – безпечен.
Глупость движет алчбу.
С боку на бок. Кантуя…
*
Понимаю лишь одно:
Азъ – ни в тех и ни к этим…
Азъ – сам по себе…
И не надо глядеть мне в окно –
мне ждать нечего…
мимо…всё мимо…прошло.
Кучерявит березу листва.
Истекает водою река.
Азъ остался…
Проплыли по синему тучки…
*
Немотою сводит губы.
Охлажденiе ума…
Снег средь жаркой весны…чуть до лета
осталось…
Азъ вхожу чрез прихожую сердца…стучусь…
нет ответа.
Снова: день, покрытая снегом планета…
Где ж весна?
Снова: снег…
Тянет запахом чистой листвы,
Смолки липкой с надеждою почки…
Азъ во всем…растворяюсь одним –
возвращаюсь другим…
Свет погас от моих треволнений,
суть которые страсти по плоти,
подагра уродства, из родившихся
гордых запутанных мыслей.
Вот и сводит мне губы
немотою тщеславье…
Умиряюсь терпеньем, взирая
в свое обреченье…
*
Тихо. Мир вошел,
не затворив за собою двери…
Свет горит, освящая мою беседу.
Тихо.
На воле бушует ветер. Снег охапками
покрывает землю.
А мой свет освещает мою бытность.
И мне любо смотреть на крыши;
на белую зелень…Ибо свет возжигает жизнь мою,
утепляя меня Своею надеждой.
Азъ прочнею. Стою еще крепче. Но так тихо во мне,
что лают извне лишь глупейшие…на коротком
они поводке – не избавиться им от опеки…
мне жаль их…
Азъ свободен, в застывающем миге пурги
Упиваюсь…Свет света…экий ведь азъ…
Ибо Онъ и для ближних, для дальних…
Кто-то встречен будет, а с кем-то уже
мы видались.
Как мне тихо…что ставлю азъ множество точек…
Наконец-то…свершилось…
А вчера еще плакал…
сего дня утешен…
*
Там, где сажа была.
Там, где копоть вставляла остро’ту углов –
Всё сглажено ныне и – чисто.
Чистота…запах первого снега как девства…
Азъ схожу…не узнаю…но это –
все то же. Только
залило светом. И азъ наполняюсь Им.
Вкладываю слово о Нем и к Нему,
тяжесть тает во мне.
облегчается вздох, покидает меня…уводя
все поганыя мысли…
вот и чист азъ уже…как кротка’ и по-детски мила
убаюканная ложью вчера моя душа…И азъ взираю
в тихой мудрости на прежнюю суетность и
безтолковость.
Как много копошился, но сколько тщетности
в этих порывах страсти…глупостей омут…
Снегом кроется зелень, борозды вспашки…И азъ
Отделяюсь от этого, уходя в себя…спускаюсь туда,
Где сажа была, а ныне – бело, и светом пронзены
все мысли…
Тишина – половодье; затопляется все,
чтоб очистить…
*
Мой удел – немое время. Потолок гробом горбится.
Белая штукатурка облетает инеем.
А за окном – гоняются снежинки за снежинками.
Холодно.
Топлёная стена в топленой кельи…Тихо. И нет никого.
Звук сползает – самолет карабкается по небу.
Грохочет – по Волге спешит пароход. Ему, что в низ,
что в верх –
лишь бы команде платили.
Тихо на вне. Но – и в сердце. Снова – часы
ожиданий.
Долгая их вереница тает, как белый след
в голубой глубине. А
За кормою он скорее исчезает…вода смежает
с своего лица чужие фрески гадкого лобзанья…
Ты скажешь: дни…А я скажу, что: нет…
Скрипит коляска – везут капусту…
Будут шинковать…и будут кушать,
А не пировать.
И это – даже это славно:
не надо громоздить ни
идолов, ни
чувственных божков…
Кто выше имени Его?
Никто.
Кто слаще имени Его?
Опять: никто.
В Нем – всё: жизнь здесь,
И в вечности услада…
Нет, - говорят. А я скажу, что: Да!
Подобiе глупцов, которые взирать
не научились выше мысли
своей, что не дошла до сердца,
а застыла в мышце…
Кровь свёрнута, и сдернута завеса,
и холод севера который день уже
нам в лица дышит.
А мы опять – как ни тужимся –
себя по-прежнему не слышим…
*
Запотело чело земли….с крыш свисают
сухия сосульки…
К нам зима воротилась в мае…
Говорят, будем маяться год…
Маета маеты – то удел одиноких,
не познавших себя, не узнавших Того,
Кто готов Дыханьем утешить, Силу
Дать и войти в нас самих…
Не хотим…
От того: маета – маеты…
Чтоб подняться – нам должно начать
Подыматься. Приложить силу к силе,
За усильем усилье…
Чтоб ползать – не надо вставать.
Брюхо знает хозяина. Я же
не желаю подобиться мрази и
лести, услаждаться в грязи.
Но ведь думаешь? Так оно…от того
слово за слово…мольба за мольбой,
чтоб в просторе холодной ночи одиночества
мне не быть одиноким.
Заблудится…замерзает сердечко…
опустеют слова…погаснут глаза…
Эта мертвенность мне не нужда
азъ прошу о себе, о тебе,
о тебе…чтобы вместе брести по пыльным
дорогам…
чтобы нам обрести вечность вечности за
высоким торчащим порогом…
Запотела земля…белизна превращается
в грязь, омрачаясь, чернея…
с крыши каплет слеза, растворяя немую
сосульку судьбы…
*
Мне люб и снег в начале Пасхи…
Вот так…
А на Страстной – зазеленели берега,
покрылись цветом и луга,
леса закучерявились…народ пропал в
садах и огородах…
Была жара…
И вот те на: мороз, снег, ветер, с севера пурга…
который день?
второй иль третий?…
Ну что ж: потерпим это, мы пождем и обождем…
Какие тут приметы?
Все сроки в руцех Божiих, у Бога
все дни прекрасны и милы…
Ты их с покорностью
Прими…
*
Сторожевая башня покосилась.
Ее треплет каждый раз
То с севера, то с юга – ураган…скривилась…
На сером фоне чернота гнилья…
Вот точкой галка пролетела;
соборная стена от стужи
побелела…
опять не служим в этом храме…очень жаль…
Его разграбили давно, а воссоздать пока что
нету сил…
чтобы из зданья сделать Дом Господень,
где бы хвалить Его, прося за мiръ прощенiя…
Он слышит, Он все знает – участья Он желает
от каждого и к каждому…
дел милости. Он Сам сказал:
о милости…не жертвы…из наших же сердец
в сердца других…
Была бы жажда в нас, а Он же даст
прощенье
и силу даст гореть
любовию к Нему,
ко всем и ко всему…
*
И иже с ними,
их не перечесть…
Весна пришла…
и эти тучи грязи
и этот холод…
оттаяла земля.
Снег белый без суеты
исчез.
Вся зелень зеленеет;
цветы раскрыли рты и
упиваются покоем,
хотя – холод – надолго впереди –
всё ждет-пождет.
И азъ…я жду паром, по черному морозному
пространству…
вся жизнь в убранстве
ожиданья…
а суждено мне сколько дней еще прожить?
Нет, не чаю этой тайны откровенья…
мне б день отмерить, его бы
отшагать.
И нету вовсе никаких сомнений…
Нам всем когда-то умирать.
*
Отшумела непогода, шторм на море утих;
и звук принес в закрытое пространство
кельи.
Ветер содрал всю копоть облаков с сырого
небосклона…
проглянула душа голубизной небес…
оттаяла малина…раскрылся и нарцисс,
заполнив вместо снега место
белизной.
Все – ложь и мертвечина.
Где нет Его…
Где нет Тебя – там
затхлость, пустота, пыль, гарь
и немота…
Азъ вновь вхожу
в себя,
чтоб отыскать Того, Кто вел меня по жизни.
Безучастно лишь следовал…
Глупец, слепец…
Козел среди овец…
И азъ вхожу в себя…
окропляется сердце молитвой…
оживает оно…
перехватывает дых…
и выдох улетает…и грязь моя
меня с излетом покидает…
И: се свобода.
В Нем. Он мне сказал, что Царствие Небес
В моем начале, в моем внутри…
Ты только к внешнему умри…
Азъ умираю…
Так тихо, скрытно…
По всем широтам и меридианам.
По всем векам…
Нет, азъ не прощаюсь:
прошу
прощения,
прощаю…
*
Слово мертво,
оно оживает
Силою Света,
благодатью Любви…
Что же ты?…где ты?
В какой кубатуре?
Нету ответа…
Нет жизни…
А ты?
Бродишь и ходишь,
латая заплаты
по всем дорогам
своего бытия…
Воздух запаха сырости.
Без – вовсе –
Просвета.
Куб загнал в комнату.
В ней и живешь.
И никак не дотянешься
Хотя бы до форточки.
Руку поднять…прикоснуться к окну…
И открыть.
Ни дня, ни ночи,
Ни вечера, ни утра…
И смысла нет
Без встречи, без Него…
Ты мили остудил…
Ты наполнял костры горами дров…
Так и не поняв, что из нее – из затхлости каморки –
Ты никуда – ни днесь и ни вчера –
Еще не выходил…
*
Тот умер. Новый не рожден.
Хотя и есть отдельныя
Движенья…
Так жизнь проходит,
Нарождаясь в Жизнь.
*
Азъ спускаюсь в себя.
Ничего, кроме тьмы
азъ не вижу.
Говорю ли слова –
нет ни эха,
ни вздоха…
Обхватив же главу,
азъ пытаюсь
пробиться
Сквозь
стены…
Мрак округ,
поглощает мой звук…
Азъ бреду по пустыне
души.
Угли бывших огней,
Чернота, маета…
Азъ оглох –
так и нет ни единого
звука…
нет и света.
Се душа…
вот она…как несчастна
в своей немоте…
Покидаю ее…
угасает и вовсе
в густой темноте…
*
Строка – все тот же стих,
Вдох - выдох…
Когда же азъ живу – то азъ дышу.
Дышу – живу.
А как живу – такое и дыханiе.
*
Закрылись Царскiя Врата…
сгустился сумрак,
темнота
стоит на праге.
Азъ сокрываюсь…
Оставаясь
со всеми вами,
ухожу…
и битва снова начинаясь,
имеет продолжение во мне…
Азъ растворяюсь
затворяясь,
в самом себе…
Великiй Постъ – Святая Пасха
2000 год