Ни казнить, ни помиловать. Плесень идей на лице.
Треугольник Бермудский исчезнет в трамвайном кольце.
Шар земной увидал увядающим в чёрном квадрате.
Я холстом распахнусь на ветру. Провода заискрят.
Но никто не увидит. И прочь зашагает отряд,
И попрёт против танка, патроны и веру истратив.
И, срывая погоны, из сёдел посыплются прочь
Командиры. Какая чудесная зимняя ночь!
Только россыпь следов по привычному рыжему снегу.
А я двинусь вперёд, не посмею назад отползти.
Только дайте мне час, только дух дайте перевести,
Привалившись спиной к опрокинутой этой телеге.
Вот и верно. Отличное место, побуду и здесь.
И сейчас не пристало уж думать про битвы и месть.
Всех и мыслей – что свет в замутнённом окне за снегами.
То ли волком завыть, то ли филином пялить глаза?
Вспомню ту, что на пяльцах мне вышила реки, леса,
Долгих зимних ночей не считая, своими руками.
Говорят, чёрный ворон особенно зорок в степи.
Не леса и не реки здесь. Степь всё – куда ни ступи.
Но я знаю из дедовских сказок и старых преданий,
Что тот ворон ни саблей, ни пулей не будет сражён.
Что нельзя напугать его силой – лишь лезть на рожон.
Но одно лишь страшит его: жаркое красное пламя.
Я в кармане ищу хоть какой-то источник огня,
И весь мир, затаивши дыханье, глядит на меня.
Но в кармане простреленном – только беспомощный ветер.
А с дырою карман – он весь мир уж способен вместить.
И теперь впору мне самому слабый вдох затаить.
Всё, что ждёт меня, я обещаю принять на рассвете.
За трамвайным кольцом простирается пряничный лес
Недостроек, хрущёвок, скамеек. И время чудес
Нависает над миром, грозя кулаком из соломы.
Я проснусь на рассвете в трамвайном вагоне пустом.
А во сне был солдатом в степи под колючим кустом.
Кем же быть мне теперь?.. Этот город один знает, кто мы.
Тогда же. Днепропетровск.