Она раздвигает ночь, входит в комнату, зажигает свет,
Подходит к окну, закуривает, стирает свой макияж,
Ищет в зеркале нечто, чего там давно уже нет,
Открывает окно, делает шаг и летит на шестой этаж.
Стены обшарпаны, пыльный торшер, неубранная кровать,
Храп, терпкий запах пота, газета, списки продаж,
Старые документы, их хочется разорвать.
На тумбочке телефон, горит восковая свеча,
Она отцепляет крылья, стареет на двадцать лет,
Хватает со стула чашку, бросает ее сгоряча,
Осколки, вода на полу, она тихо ложится под плед...
Утром, когда оденется, прикрепит крылья опять
Вылетит полшестого в окрестный матовый смог,
Как же она молилась, когда было ей шесть? Нет – пять:
«Господи, помоги мне!» И он таки ей помог:
- Ты говоришь, что хочешь, чтоб было поменьше зла
Кто-то тебя обидел, и обида еще жива,
На тебе, дорогая, белые два крыла,
Летай себе, потихоньку, плети свои кружева.
Тревога, раздоры, склоки, каждая боль – твоя…
Утешить, выслушать, вообщем, все это она могла,
А после покой давала, молитву свою творя,
Да вот, только редко правду, по большей части – лгала.
Вечером возвращалась к мужу под теплый бок,
Ворочалась, ей мечталось, что больше она не Б-г…