По лужайкам Нормандии яблонь идёт чередою,
по витражам - сиянье, страданье небесных послов.
В сердце яблок заложено семя нежданной звездою,
в нашем сердце заложено бремя несказанных слов.
Долго сердцу немыслимо в собственном соке вариться,
скоро, сердце, тобою совсем переполнится лоб.
Это, может быть, в первом изгнанье о нас говорится,
это, может быть, первое яблоко гонит нас в гроб.
Вот качается плод, называемый белым наливом,
вот срывается он и пленительно падает вниз
на карниз, где Адам и жена его жмутся пугливо,
треугольным листком создавая подобие риз.
О тяжёлые роды, о тяжкие своды Руана,
музыкальные храмы, донашивающие крест.
Над холодной эмалью - служанки, встающие рано,
дождевые погоды и жирные воды окрест.
И обилие памятных мест. Ничего не считая,
не гуляя почти и почти что совсем не дыша,
лишь одних похорон поучительный звон почитая,
положительно к праху готовится наша душа.
1937