Вадиму Андрееву
Синевели дали, сиреневели,
Тёмные, прекрасные, пустые,
На трамваях люди соловели,
Наклоняя головы святые,
Головой счастливою качали.
Спал асфальт, где полдень наследил.
И казалось, в воздухе, в печали,
Поминутно поезд отходил.
Загалдит народное гулянье,
Фонари грошовые на нитках,
И на бедной, выбитой поляне
Умирать начнут кларнет и скрипка.
И ещё раз, перед самым гробом,
Издадут, родят волшебный звук,
И заплачут музыканты в оба
Чёрным пивом из вспотевших рук.
И тогда проедет безучастно,
Разопрев и празднику не рада,
Кавалерия, в мундирах красных,
Артиллерия назад с парада.
И к пыли, к одеколону, к поту,
К шуму вольтовой дуги над головой,
Присоединится запах рвоты,
Фейерверка дым пороховой.
И у слышит вдруг юнец надменный
С необъятным клёшем на штанах
Счастья краткий выстрел, лет мгновенный,
Лета красный месяц на волнах.
Вдруг возникнет на устах трамбона
Визг шаров, крутящихся во мгле.
Дико вскрикнет черная Мадонна,
Руки разметав в смертельном сне.
И сквозь жар, ночной, священный, адный,
Сквозь лиловый дым, где пел кларнет,
Запорхает белый, беспощадный,
Снег, идущий миллионы лет.
(1927)