Что вы маменька заплаканы,
В своих тяготах старинных?
По лугам, где ветры спрятаны…
Я иду к вам тропкой длинной.
Не забыты, зря тревожитесь,
Ветви памяти превратны,
От холма, где вы уложены,
Я отсчет веду обратный,
Я не верил, что разлучимся,
Все живут таким неверием,
А потом томленьем мучимся,
С пережатою артерией.
Улетают дни бесцветные,
Синь-сырою тучей к северу,
Я линеечкой секретною
Дни оставшиеся меряю…
Ни к чему теперь страдания,
С незначительной погрешностью,
Прилечу к Вам на свидание,
В Царство сумрачной Нездешности…
Там обмашут карантинные,
Свет-свечой, елеем-ладаном,
Поплывем речушкой длинною
Меж созвездий Ариадновых…
И, конечно, не разлучимся,
Ведь конвейер обращается,
С тишиной немой обручимся,
И не стоит так печалиться….
* * *
Недорисованный пейзаж,
Сырой пурги пустопорожье,
В ботинках – исповедь творожья…
Снег, не стреляй, я ваш, я ваш…
Не бей ветрами по лицу,
Под капюшон не лезь украдкой,
Мне без тебя сейчас не сладко,
На рифы севшему гонцу…
В пределах здешних нет Христа,
В семиединстве сна и духа,
Истошно мечется старуха
Фантом языческий в кустах…
Зачем ты бьёшь меня пурга,
Не тот прицел взял твой наводчик,
Мне здесь не нужен переводчик,
Я ваш, поляны и стога.
Усталость валит на траву,
Неодолимы, злы и лысы,
Мне прямо в морду лезут крысы,
Осатанело душу рвут…
Вдали колышутся огни,
Сироты-ивы плачут в далях,
Все в небеса поуезжали,
А мы, с безумием, одни.
Карга беснуется в кустах,
В огнях, неистовствуя, пляшет,
Страшна, что в гроб бы клали краше,
И змеи плещутся в клоках…
Тут не поможет мне Господь,
Ведь я дитя некрепкой расы,
Не чтил его иконостасы,
Не усмирял тугую плоть.
А коль я поражен в правах,
То мне и снисхожденья нету,
Пусть ангелы с чужой планеты,
Отсюда заберут хоть прах…
И вижу, впрямь, от облаков,
Огромный монстр, паучьей массой,
Схватил, над просекой, над трассой
Понес наверх, под вой волков…
Увлек меня за облака,
Без представленья, без костюма…
Да, умирать в глуши угрюмо…
Где лоб не выкрестит рука…
И там внизу, где нет меня,
Слепые волки кружат плача,
И ведьма, горестная кляча,
Волков ругает сгоряча.
Я улетел, я не в раю,
Ни в свежекрашенном погосте,
А снег крахмальною коростой
Укроет мачеху мою...
* * *
Твоя мама умрет в декабре,
В мутноватых разливах метели.
Будет вязы трещать во дворе
Точно в срок. Ведь вы Это хотели?
Всё надеялись: может, умрёт?
А иначе все праздники смажет,
Через пару недель Новый год
Будет долгой, тягучей поклажей.
Все устали, устала и ты,
И сама она тоже устала
Обретаться у странной черты,
У огромного, с небо, портала.
Три недели в палате чужой,
Среди женщин глухих и пингвиньих,
Они ходят к обеду гурьбой,
К медсестре с её голосом синим.
И ещё там был филин-ветврач
С черным проводом, вставленным в уши
Предпоследних инъекций палач,
Отправляющий к облаку души.
Изметалась, изверилась ты,
Что настанет светлей и прозрачней,
И двуусткой ползло с темноты:
«Поскорей бы ей… К звёздам незрячим».
Твоя мама ушла в декабре
В окровавленной пляске зарницы.
Ты сидишь на больничном ларе
И горюешь подбитою птицей.
Смерть пришла, наползла будто гриб,
Закружила кровавой виньеткой,
Задохнувшись в последний извив,
Она рвала в отхарках салфетку,
Задыбилась тревога бабьем,
Черным сгустком стеклась на пороге
Закудахтала злым вороньем:
«Посмотри, не остыли ли ноги?»
Одиноко шагаешь домой
Мир расколот на «до» - и на «после»,
Бьёт прожектор до неба, трубой,
И, деревья, из снега, как кости…