Майк Зиновкин
Восьмая строка.
Заглянем за край – там такие края!
Там встретят Володька, Витёк да Илья –
Споём. Там палата пустует моя.
Но это пока…
Под тихие «ом мани», «падме» и «хум»
Походкой пантер, леопардов и пум
И мне постоянно приходит на ум
Восьмая строка.
И я никуда уже не тороплюсь –
Ловлю встречный ветер в поношенный гюйс.
Подумаешь, тоже мне – лапчатый гусь! –
Почётный ЗеКа.
Ну, что же ты, Каин? Ну, что же ты, брат?
За пазухой камень, в душе – камнепад.
Тебя одного не пускает назад
Восьмая строка.
Ирвин
...они...
и она замирает… и ждет его целые сутки.
он сжигает мосты, но на выдохе тянет стоп-кран
и торопится к ней в запоздалой последней маршрутке
из каких-то квартир, городов и прокуренных стран.
и срываясь на крик в темноте телефонной кабины,
он звонит ей когда, от бессонницы сходит с ума,
и твердит ей «Люблю», превращая свой голос в руины.
а она из окна смотрит в небо, в котором зима…
и забыв пустоту от уходов и невозвращений,
от его «Я устал», «Ты прости, и, наверно… прощай»,
губы щепчут «Люблю», и её сотни тысяч прощений,
как снежинки, летят, как чаинки, спускаются в чай.
и она снова ждет… у двери замирает и взгляды
отправляет в подъезд через линзу дверного глазка,
чтоб закрыть за ним дверь. вновь сорваться. и падать, и падать….
А потом снова ждать в полутемной квартире звонка…
Таня
Прошлогоднее
Расскажите мне о нем
кто-нибудь,
я в беззвучии иначе свихнусь.
Затемненный окоем,
рваный путь.
Неприлично, говоришь? Ну и пусть.
Мне не кажется. Пришло,
не отдам.
Так случилось, потерплю, ничего.
Лишь бы вести от него
иногда,
лишь бы чаще слышать душу его.
А весною благодать,
дождь прошел.
Город щурится и верит в звезду.
А весною помирать
хорошо,
только лучше – чтоб не в этом году
Алісандра
корабли приходят...
Корабли приходят ко всем
К каждому - в свой срок
И к тому, кто умеет ходить по росе
Не замочив ног
И к тому, кто уже не боится летать
Над визжащей толпой
И к тому, кто давно разучился ждать
И полюбил покой
Кораблям безразличны: твой статус, текущий счет,
Твои ночные кошмары и розовые мечты
Сколько лет твой корабль тихо стоит у твоих ворот?
Он знает: его капитаном можешь быть только ты
Твой корабль помнит, как океан кипуч
Твой корабль знает, кто должен быть у руля
Только ты сможешь курс удержать на зеленый луч,
Только ты имеешь право крикнуть: "Земля!"
...Не поверивший в данность, смигнувший мираж с ресниц,
Ты латаешь свой дом обрубками спиленных мачт.
Кораблям не больно?
У кораблей нет лиц?
Корабли не верят в слово-плевок: "палач"...
Братислава
Безмолвие
Воцарилось. И горло стиснуло,
Нелюбимое, но знакомое
Тонким запахом прели лиственной,
Ватным комом разбухло в комнате,
В семь цветов пустоты написано,
В семь неслышимых нот исполнено.
Ощутимое и
весомое.
С циферблата секунды брызнули,
Монохромные, монотонные,
Интервал обозначив числами,
Очертив горизонт безмолвия,
За которым слова, бесчинствуя,
Грохотали, метали молнии.
Обреченные и
никчемные.
Ирвин
...что-то ещё (она)...
...и она выдыхая, сжимает озябшие пальцы.
от безмолвных истерик до крОви искусаны губы.
но она заставляет свой рот по утрам улыбаться
и бежит на работу, на встречи, в театры и клубы...
но ночами ей кажется время тягучим и вязким,
и она расставляет на полках безмолвные книги
и стоит у окна в ожиданье нелепой развязки
и плюсует друг к другу минуты, мгновенья и миги...
иногда её сны запирают в себе, как ловушки
и она начинает простукивать тонкие стенки
телефон-автомат продает голоса ей за двушки
и она душит трубку ладонью с трепещущей венкой...
и порою ей кажется, будто чуть-чуть и все рухнет,
и она, засыпая, ныряет в безликое Завтра,
где, она обнаружит Его с сигаретой на кухне,
он шепнет ей "Привет"… улыбнется и сделает завтрак...
Юкка
Зарисовка, 4 марта
Березы бросают тени
Камнями,
и ждут ответа
От ветра:
глубок ли ельник.
Бездонен.
Но только этого
Ветер не знает,
ветками
Щупая тьму,
что горбится,
Пряча в чужой барсетке
Сугробов
рассвета горлицу.
Хочется лечь на плечико
Вечности
кофтой плюшевой…
Снег –
он такой доверчивый.
Только совсем
бездушный.
Майк Зиновкин
Непунические войны
Став к мелочам гораздо более внимательным,
Но не боясь изобрести велосипед,
Я вновь веду фаланги слов на бой с читателем –
За мной уже немало пирровых побед.
Мои солдаты без сомнений сложат головы,
Чтоб в чьём-то сердце отозваться парой фраз.
Я, может, даже не побрезгую глаголами,
Хоть их держу на крайний случай – про запас.
Но нам сегодня, чую я, не поздоровится –
Взять не получится с нахрапа и на понт:
Меня уже обходит с фланга чья-то конница,
И это чудо, что ещё мы держим фронт.
Я – полководец-самоучка. Мне теория
По барабану. Слыша нежный шёпот муз,
Готов я кровью сам себя вписать в историю
И не желаю заключать ни с кем союз.
А это значит, что своими только силами
Располагаю. Мне совсем неведом страх,
Ведь я поймал кураж! – подать сюда Аттилу мне!
И Александра с Ганнибалом на слонах!
Откуда только в нас берётся вдохновение?
Щепотка правды, капля боли, море лжи…
Мои отряды переходят в наступление,
И враг сдаётся. Враг повержен. Враг бежит!
И мы сидим вдвоём с разбитыми корытами –
Читатель пестует в душе глубокий след,
А у меня – четыре тысячи убитыми:
Бар со стриптизом плюс такси и Интернет.