Это входит в привычку
калёной иглою в вену,
инспектируя душу
и инсценируя бред,
в пятом веке сумевшее заразить Авицену,
а в двадцатый вкатившееся звоном монет.
И в ушах, будто в раковинах,
а в сердце — пустот лакуны,
и стучит, отдаваясь эхом гулких отдушин.
Это входит под старость,
и сердце становится юным,
ну а дующий вечером
утром повеет южным.
Какафония смыслов в молчании величавом
обозначится формой, невообразимой прежде.
Это то, что незримо,
но также и тот, кто нечаян
промежуточной стадией
между верою и надеждой.
Это бродит под кожей, откладывая личинки,
обличая сознание в том, что оно бесценно,
до сих пор не открытое медициной,
но вводимое постоянно в вену.
И обратная кровь
потом попадает в сердце,
и кругами волнение в нём от упавшего камня
концентрирует жизнь
в противоядие смерти,
и рождается то, что потом становится нами:
человечеством с духом младенца.
26.07.01