Это первым было в жизни летом,
Сыроватым, наверно, считалось,
У матери мысли плыли валетом,
Девочка в люльке своей колыхалась.
Лето второе в хлопотах прошлось,
В третье же лето стояла жара,
Лицо ее только сыпью зашлось,
Горели леса и кричали ура.
В четвертое лето ходила она,
И падала, - снова ходила,
Доведалась порки какая цена,
Затем все, наверно, забыла.
В шестое собака скончалась
соседей, а девочке дергали зубы,
Предчувствие чаще отныне встречалось,
И в уши все било, как в трубы.
Сломала палец в седьмое она,
Сравнимо это лишь с поркой,
Будто бы мир, но такой как из сна;
И в школу пошла, как с подпоркой.
В восьмое ударили камнем, обидно,
В девятое мать проучила запиской,
А дальше, наверное, больше не видно
В жизни ступеньки сверхнизкой.
Пятнадцать, и вальс как вершина,
Печальное лето красивых небес,
Ее тогда задавила машина,
Не нужен кому-то пролог из чудес.
Теория жизни, и смерть – все общо,
Чтобы картины попозже всплывали.
В шестнадцать ее поминали еще,
В семнадцать, наверно, уже забывали.