Давно, пацаном корявым, получил я предупреждение или, может быть, обещание.
Надыбал я в библиотеке Enciklopediju Mrtvih и Pescanika.
Энциклопедия более увлекательна, но в другой книге что-то меня проняло,
Потому как реальная смерть сильней самых сильных слов.
И как бы кому ни хотелось сегодня все отрицать,
Никто пока не сомневался, что там действительно последнее письмо отца,
Железнодорожного инспектора Киша Эде, жившего по расписанию,
Рассчитавшего свою жизнь правильно и заранее,
И практически до самого конца учившего сына уму,
Как многие отцы. А рассказываю это все потому,
Что вера в начальство и скрупулезное следование закону
Именно и привели Киша Эде к тому вагону.
А его бестолковый сын, от которого отец так много ждал,
И на этот последний поезд, конечно же, опоздал,
И, временно уцелев, оставил нам свои странные книги про жизнь советскую
Под тихий аккомпанeмент незабываемого марша Радецкого,
И продолжал временно бесконечно спорить с призраком, с пеплом,
И с годами вера его в неверие только крепла.
Он уехал, развелся, жил со своей переводчицей в Париже,
Ни на кого не оглядываясь, что нам не близко, но, если подумать, ближе,
Чем соблюдение приличий и правил, ведущее прямиком в крематорий,
В чем, собственно, я и вижу мораль среднеевропейской истории.