Когда Нелли, прежняя моя
кошка, еще блистала, она вечно
усаживалась за мной, пока я
сочинял, и если строчка выходила
слишком длинной, тянула
нежданную черную лапу и била
по движущейся руке, в ней видя
угрозу. Стоило кисе впервые
царапнуть меня до крови, как
я осознал суть поэзии: строку
заканчивать где угодно, лишь бы
не раздражать подругу. Ведь
по утрам она запрыгивала в кресло
задолго до того, как встану. А ночью,
когда допекала бессонница,
приходила, садилась ко мне на
колени, успокаивала. Вот и счел,
что обязан ей краткой - на кошачий
взгляд - строкой. Скоро девять лет,
как она умерла, а перед тем был
год, когда она лишь обозначала
внимание, а я – послушание.
Не в этом ли все дело –
воображать, что кошка начеку
и ничего на самотек не пустит.