Наваждение

Владимир Милов
Россия спит, снегами запорошена,
Хранят снега от стужи зеленя.
По снегу я, во сне, бегу от прошлого,
И догоняет прошлое меня.

И кружит, кружит, кружит в белом вальсе
Московских вьюг давно минувших лет.
Пунктиры пуль прокладывают трассы,
И манит смерть на их зловещий свет.

От взрыва снег с ветвей стряхнули ели,
Посыпался на каски мерзлый грунт,
И просвистели пули мимо цели,
И пули молча угодили в грудь.

Он, может, видит белые ромашки,
Упав на снег, не зная, что убит,
А утром старшина разлил по фляжкам
Погибших невостребованный спирт.

В снегу купаясь, пуль гнездились стайки.
Бой, захлебнувшись кровью, угасал,
Был горек вкус чужой и лишней пайки,
Спирт не пьянил, а душу прожигал.

Всего глоток – зашлось в груди дыханье,
Но надо ж – поперхнулся, как на грех,
Зашелся хриплым кашлем, как в рыданье,
Сведенным ртом хватаю жадно снег.

Затишье – время подготовки к бою.
Сменилась ночь бесцветным серым днем,
Смотрю на снег, залитый свежей кровью,
И, нож сжимая, думаю о нем.

Убитых спешно схоронив по-братски,
Спешили мы, война ведь не ждала,
Мы шли вперед, и оставались каски
На низеньких холмах, как купола.

Нет, я в войне не лез напропалую,
За что меня и уважала смерть,
И, вытирая кровь с ножа чужую,
Я думал об одном – не озвереть.

И вот мелькают мирной жизни будни,
Давно пришла пора других забот,
Но нет, не на войне звереют люди,
Не кровь и смерть их превращают в скот.

Я спотыкаюсь вновь на этой теме,
Друзей погибших воскрешаю рать,
И стыдно мне сегодня перед теми,
Чью веру не смогли мы оправдать.

Россия спит, снегами запорошена,
Метель на прочность проверяет дом.
Вся жизнь моя была б чиста без прошлого,
Как белый лист, да что писать на нем?