Лето 1526 г.Сузадаль
Июльское солнце дразнило,
В окно слюдяное светя.
Игуменья мать Неонила
Сама повивала дитя.
Он вышел легко из утробы,
В наш суетный мир устремясь,
Мальчонка красивый, здоровый
И норовом истинный князь.
Такому бы править в России,
Его почитал бы народ.
Наверное, скоро Василий
Младенца к себе заберет.
Но с ним ведь литовка Елена,
Чья власть над супругом крепка.
Она не захочет смиренно
Принять неродного сынка.
И участь Дмитрия Внука*
Не сможет его миновать.
Предчувствуя смерть и разлуку,
Расплакалась бедная мать.
Сквозь слезы княгиня-черница
Игуменьи слышит слова:
«Успеешь с младенцем проститься,
Мы сделаем вот что сперва…»
Весь вечер у матушки в келье
Горела, мерцая, свеча,
Скрипели гусиные перья,
Таинственно что-то строча.
Наутро к ногайским татарам
Гонец ускакал от ворот.
С ордынского предка недаром
Сабуровых начался род.
Пришлось две недели всего-то
Обители ждать новостей.
Привратница те же ворота
Открыла для знатных гостей.
Град Суздаль совсем недалече
Стоит от столицы Москвы.
Игуменья вышла навстречу
Спросила «С чем прибыли вы?
- Мы к вам от великого князя,
Должны все у вас посмотреть.
Так писано было в наказе.
-Пройдемте в собор в наш, в подклеть.»
Честная игуменья в скорби.
Казалось, заплачет сейчас:
«Недавно младенчик Георгий
Скончался, кормильцы, у нас».
Воистину был ангелочек.
Крестить лишь успели его.
Неполных три дня и три ночи
Он прожил на свет всего.
Вот крест, вот гробница, вот камень –
-Из вязи узор нанесен».
Бояре разводят руками:
-Что ж воля Господня на все.
Вернувшись, они доложили
Василию все безо лжи.
Никто не узнал, что в могиле
Тряпичная кукла лежит.**
Конечно, немалое время
Провел князь Василий, скорбя,
Несчастного сына жалея,
Хоть больше жалел он себя.
Пред бывшей супругой вдруг сразу
Вину ощутил он свою.
Сказал: «Пусть не знает отказу.
Отпишет, что нужно – пришлю».
В обитель он денег подкинул,
Еще подарил два села.
Потом и забыл про кручину,
Печаль как-то быстро прошла…
Молился он нощно и денно,
О милости Божьей прося.
Хотелось голубку Елену
Увидеть ему на сносях.
* Дмитрий Внук (1483-1509)– внук Ивана III от первого брака. В 1498 он был провозглашен наследником деда и венчан на великое княжение шапкой Мономаха. В1502 году, после того как Иван III передал права наследования своему сыну Василию, Дмитрий с матерью Еленой Стефановной попали в о опалу и были заключены под стражу. Уже при Василии III умер в заточении
** Такое странное захоронение было найдено в Покровском монастыре в 1934 году археологом А.Д. Варгановым
Ночь с 24 на 25 августа 1530 г.
Повсюду от Тулы до Пскова.
Грозой нас наказывал Бог.
Припомнить ненастья такого
И старец столетний не мог.
И сотни, и тысячи молний
Низвергли на Русь небеса
Горели постройки в Коломне,
Под Тверью пылали леса.
В Дмитрове рухнуло било,*
Упал во Владимире крест.
А сколько скотины убило,
Никто и не пробовал счесть.
Пока грозовые раскаты
Неслись над Москвой с вышины
Под сводами мыльни богатой
Шли роды у княжьей жены.
Под вечер, начавшись потуги
У ней продолжались всю ночь.
Уже сбились с ног повитухи,
Стараясь княгине помочь.
И грома удары, и схватки,
И крики, и молний огни.
Крестились испуганно бабки
«Помилуй, Господь, сохрани».
В соборе, что выстроил фрязин
Священник кадил образам
И только Великого князя
Ничуть не пугала гроза
Властитель Московской державы
Со свитой из ближних бояр
Покуда супруга рожала.
Всю ночь на молитве стоял.
О сыне таком долгожданном
Он Бога просил горячо.
Давно уж решил: Иоанном
Дитя он свое наречет.
Как будто не время для службы
Обедня еще не пришла.
С чего вдруг на звоннице дружно
Ударили колокола.
Аль, я и зари не заметил
Аль, все перепутал звонарь
Должно быть, то балует ветер
Подумал, смутясь, государь
И вдруг из покоев соседних
Вбежал, улыбаясь, гонец
«Родился! Родился наследник»
Вздохнул государь: «наконец»
Как счастлив отец венценосный:
Сбылись, наконец, все мечты
Сей ночью воистину грозной
Продолжился род Калиты.
Княжат и священство зовите.
Готовьте крестины да пир».
Так будущий Грозный правитель
Пришел под грозу в этот мир.
*Било – набатный колокол (др.рус.)
3 декабря 1533 г. Резиденция великого князя в селе Воробьево.
На мягкой пуховой постели
Российский правитель лежал.
Недуги вконец одолели,
Замучил Василия жар.
В дороге на холоде клящем
Простыл он еще в ноябре,
С головку булавки болячка
Гноилась на левом бедре.
Промокла вся простынь от гноя,
К постели поставили таз.
Василий не двигал ногою,
Озноб лихорадочно тряс.
Бессилен ученейший лекарь,
Латинских писаний знаток.
Сказал он: «Живот человека
Не я продлеваю, но Бог».
«Детишек позвать, может, стоит?»-
Василия кто-то спросил.
Детей к тому времени двое.
Меньшой слабоумен и хил.
А старший – красавец, надёжа,
Возвысит, прославит семью.
Ответил Василий: «Негоже
Им видеть кончину мою.
А, впрочем, Ванюшу родного
В последний разок обниму.
Велю – вдруг добавил он строго-
При нем не рыдать никому».
Вошла вскоре нянька в покои,
За ручку Ивана ведя.
Смотрел князь Василий с тоскою
На милое это дитя.
Не жаль было жизни и власти.
Всему свой положен предел.
О позднем родительском счастье
Властитель пред смертью жалел.
Ах, если бы дал лет пятнадцать,
Позволил бы видеть Господь,
Как будет расти и меняться
Родная его кровь и плоть.
Как будет, став отроком, Ваня
Премудрости книжной учен,
Как верным помощником станет,
Как сядет с боярами он.
Устроить сыночку бы свадьбу,
Внучонка прижать бы к груди,
И только тогда помирать бы…
Да видно Господь не судил.
Последнее благословение
Успел князь наследнику дать
И няньке его Аграфене
Велел: «От сынка ни на пядь!»
Василию было все хуже,
Не мог приподняться он сам.
Был к ночи молебен отслужен
И принят монашеский сан.
Соборовал князя владыка,
И в утреннем раннем часу
Властитель державы великой
На Божий отправился суд.
1533-1542 годы
Был гроб с остывающим телом
Поставлен в Архангельский храм,
Вдовица Елена сумела
Прибрать государство к рукам.
Дел сделано было немало
Талантливой умной вдовой.
Положено было начало
В те годы реформы губной.*
Особым указом Елены
Копейка был введена,
В Москве Китай-города стены
Построила тоже она.
Стал князь Оболенский-Овчина
Невенчаным мужем ее.
Елена с любимым мужчиной
Страной управляли вдвоем.
Был подан с особой начинкой
Княгине однажды пирог,
И в бозе Елена почила,
Окончился регентства срок.
Настали тяжелое время,
Постигла Россию напасть.
Боярские знатные семьи
Друг с другом боролись за власть.
Грызясь «аки псы» и враждуя,
Они не жалели страну,
Разграбить смогли подчистую
Великого князя казну.
Пока враждовали бояре,
Пошли по Руси мятежи,
Татары вовсю разоряли
Ослабшей страны рубежи.
На Западе Любеч и Гомель
Захвачены были Литвой
Несчастий да горького горя
Хлебнула Россия с лихвой.
В тяжелые дни лихолетья
И скорби российской земли
Елены с Василием дети
В кремлевских палатах росли.
Лишенный родительской ласки,
Иван был смышлен, хоть и мал.
Живя среди козней боярских,
Все видел и все понимал.
Сжимаясь от гнева и боли,
На злого волчонка похож,
Глядел он, как шубы собольи
Украсили плечи вельмож.
Глядел, как ветшали палаты,
Как двор захирел, опустел,
Как ногу клал Шуйский проклятый
При нем на отцову постель.
С кремлевской большой колокольни
Бросал он щенков и котят,
Чтоб видеть с усмешкой довольной,
Как жертвы на землю летят,
Чтоб видеть комочек кровавый
И склизкую лужу с костьми.
Он знал: будет править державой
И так же поступит с людьми.
***
В степях у Хвалынского** моря
Жил старый мурза Тебердей,
Не ведал болезней и горя,
Имел много жен и детей.
Имел и приемного сына,
Его он лелеял, берег,
За то, полный звонких цехинов,
Был отдан мурзе кошелек.
Был отрок дороден и статен,
С мечом обращался легко,
В ногайских степях воспитатель
Прозвал Худояром его.
Георгием на самом деле
Он в таинстве назван святом,
Но кроме мурзы Тебердея
Едва ли кто ведал о том.
Не знает предание наше,
В котором конкретно году,
По смерти Елены, не раньше,
Георгий покинул Орду.
* Губная реформа – реформа местного управления. Вводился институт губных старост из числа дворян
** Хвалынское море – Каспий (др.рус)
18 декабря 1542 Суздаль
Хворала монахиня Софья,
Был близок черницы конец.
Стоял у одра изголовья
Высокий красивый юнец.
Он голосом тихим недобрым,
Склонясь над больной проронил:
«Жаль умер отец, а не то бы
Уже рассчитался я с ним».
Черница метнулась на ложе,
Послышались кашель и стон,
А отрок Георгий продолжил:
«За все мне ответил бы он.
За то, что тебя не любил он,
За каждую капельку слез,
За то, что меня на чужбину
Младенцем отправить пришлось.
Лишен мономаховых барм,
Державы лишен и венца,
Я с детства был отдан татарам,
Мурза был заместо отца.
Мной выбран венец басурманский,
Да славы недоброй жнивье,
Узнает народ христианский
Татарское имя мое.
Останусь навек худояром,
Разбойничать стану в лесах
На горе коварным боярам,
Купцам и дворянам на страх.
Не стану молить о пощаде.
Сподобит Господь – буду рад
Погибнуть, как некогда прадед
Погиб, защищая Царьград.
Вновь Софья закашлялась в стоне,
Хотелось ей крикнуть «Не смей!»,
Но смерти стальные ладони
Сомкнулись на горле у ней.
Около 1571 года
Не слышно ни шума, ни гула,
Лишь темная ночь за окном.
Московское царство уснуло
Тревогой наполненным сном.
В лесах непролазных за Волгой,
Устав от разбойничьих дел,
Смиренный раб Божий Георгий
Молитвенно Богу радел.
Пред образом черным-пречерным
(И лика уже не видать)
Он каялся долго, упорно:
«Я вор, окаянный я тать.
Я Божьи заветы нарушил,
Чтоб тешить гордыню свою.
Гублю я невинные души
И кровь христианскую лью.
Помилуй мя, Господи Боже,
К спасению путь укажи.
Зарою поглубже свой нож я,
Навек прекращу грабежи.
Мне сЕребра-злата не надо,
Я вечный покой обрету,
Раздам по обителям клады,
Укроюсь от мира в скиту».
Но только заря поцелует
Верхушки в чащобе лесной,
Он шайку зовет удалую
И снова идет на разбой.
А в стольной Москве в это время
Другой богомолец Иван
Нес власти тяжелое бремя,
В молитвах тоску изливал.
Взяв власть в свои руки, он смело
Стал первым в России царем.*
Давно по Европе гремела
Недобрая слава о нем.
Давно предсказание Марка
Сбылось слово в слово сполна.
Не знала такого монарха
Доселе ни разу страна.
Горела в светлице лампада,
В ночной тишине у икон
Поклоны царь бил до упада,
Читал покаянный канон.
Исполненный страха и веры,
Он каялся с пеной у рта,
И чувствовал смрадный дух серы,
И адовы видел врата.
Хрипел царский голос: «Доколе
Грехи на себе я несу?
О горе мне, грешному, горе!
Увы мне, смердящему псу!
Услыши мя, ангел мой грозный,**
Я, мукой душевной томим,
В молитве неистовой слезной,
К стопам припадаю твоим.
Я царский венец свой отрину
Мне слава и власть ни к чему,
Оставлю державу я сыну,
Монашеский постриг приму!»
Но лишь по кремлевским бойницам
Взыграет лучами заря,
Неведомой силы десница
Тотчас же коснется царя.
В покои стучится Малюта,
Кончает молитву Иван.
Скликает опричников лютых
На новые казни тиран.
Смениться бы братьям местами,
Да нам не понять по сей день,
Кому из них бармы пристали,
Кому острый нож и кистень.
* Венчание Ивана IV на царство состоялось в 1547 г.
** Иван Грозный написал "Канон и молитву Ангелу Грозному"