* * *
Поговорите же со мной,
Не надо почестей и лести.
Но только в душу мне не лезьте
И не шепчитесь за спиной.
Поговорите же со мной
О чём-нибудь, что выше будней,
И станет час мгновеньем чудным
И день – минутою одной.
7 июля 1986 года
ВЕЧНОЕ
N.N.
Опять усталым, злым, сутулым,
Вернусь по тропке у реки.
Напоишь долгим поцелуем,
Отпустишь старые грехи.
И, обнимая что осталось –
В гноище ран, в грязи дорог, –
В лохмотья выдохнешь – «Я знала…» -
Боясь узнать, что краток срок...
Отмоешь. Забинтуешь раны.
Намажешь чем-то дорогим.
И, притворясь хорошим парнем,
Я спрячу когти и клыки...
Не удержать степного волка
Ни у куска, ни на цепи –
Сорвусь во тьму, оставив только
Три слова: ЖДИ. ЛЮБИ. ТЕРПИ.
Я приползу, избит, изрублен,
Без целых рёбер, чуть живой.
Торжественно целуя в губы,
Ты скажешь: «Ну, теперь ты – мой».
И я смирюсь, и дамся в руки,
Сниму походную шинель,
Сложу оружие без звука,
Ложась в стерильную постель.
Поить позволю горькой дрянью
(Не то, что много лет назад),
И стану, под твоей охраной,
Ходить прогуливаться в сад.
Толстеть, как кот от доброй пищи,
И млеть на солнечной скамье.
И станет дом у старой вишни
Последней пристанью моей.
Уже не будешь брови хмурить,
Глядеть в распахнутую дверь –
Сидит, глаза на Солнце жмуря,
Тобою приручённый зверь...
За всю упущенную нежность,
За долгие разлуки мстя,
Ты будешь баловать и нежить,
Беречь и кутать как дитя.
И прошлое, как рану кожей,
Затянет сладостный покой,
Лишь болью ран былых встревожит,
Когда дожди пойдут рекой.
Тогда, ненастными ночами,
Услышишь сквозь блаженный сон,
Моё звериное рычанье,
И спутник боли – тяжкий стон.
Целуя старого корсара,
Пригладив вздыбленную шерсть,
Ты улыбнёшься: «Хватит, старый,
Теперь ты мой. Навеки. ВЕСЬ».
16 октября 1992 года
* * *
Алене Палажченко
Я хотел быть героем и в рог протрубить.
В этот вечер алкал я успеха,
От бесславья забыться хотелось, и быть
Интересным Тебе Человеком.
Я палил из орудий зарядам фраз,
Примеряя мундиры и позы.
Я увидел свой нимб в глубине твоих глаз
(Ах, как жаль, что мне надо на поезд!)
Вскоре лопнул мой радужный мыльный пузырь –
И шуты устают быть шутами.
Кавалерия спешилась. Всё! Тормози...
Грудь полна жестяными крестами.
И, отбросив повадки матёрой лисы,
Я открыл, что надёжно скрывалось...
Электричка ушла – показали часы.
Говорить, что ещё оставалось?
О себе, о друзьях, и о прочих вещах,
Без вранья, заготовок домашних.
И стоял на столе остывающий чай.
- Расскажи мне, а что было дальше?
Не теряя секунд говорить, говорить,
Задыхаясь чадящею «Ватрой».
Продолжать разговор, крепче чай заварить.
Но, бьёт полночь, всё кончено. ЗАВТРА.
Мы оглохли от поступи близкой зари,
И отвергли законы природы.
- Не молчи. Что-нибудь говори, говори,
Торопись, наше время уходит.
Мы зашторили окна, мы гнали рассвет,
Раздирали усталые веки.
- Мне пора. Я пойду?
- Ну конечно же нет! –
На вопросы должны быть ответы.
Время нас обошло в эту ночь, в октябре,
Двух романтиков кухоньки тесной...
- Жалко нет сигарет. Может, чай подогреть?
Говори, мне с тобой интересно...
1993 год
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
Город, нервозный, как почерк
Любящей женщины,
Нынче – святой, непорочный,
Заснеженный,
Мягко устеленный пухом, –
Здесь будет гнездиться
Чистое, белое брюхо
Рождественской птицы.
Даль нарисована мелом,
Грязью не тронута,
Пятно ослепительно-белое,
«Терра Инкогнита».
13 ноября 1993 года
* * *
Ночь страшна, как шабаш – ветер с посвистом,
В дырах туч жестокий сверк ножа,
И тоска собакой в душу просится.
Я впущу. Ей некуда бежать.
Псам бездомным, каково в разгуле там? –
Валит ветер с ног, не одолеть –
Рвется вдаль взъерошенная улица
И деревья просятся лететь.
Карусель скрипит, кружа неистово
Головы бунтующим коням –
Бьют копыта, посыпая искрами,
По прибитым наглухо саням.
В небе – тучи-кони, тени-бестии,
Торжество стихии, пляска сил!..
Стать не суждено разгулу бедствием,
Карусельный бунт теряет пыл:
Прячет крылья сквер, а ветер грузно
Рухнул в пыль, цепляясь за стволы,
На клинок Луны наткнувшись грудью...
1987 год
* * *
Перекуренный мрак
Холостяцких берлог,
Неожиданный страх:
«Почему одинок?»
И что лет уж немало,
Что близок закат...
В чём же ты виноват?
В чём же ты виноват?
Ты – такой же, как все,
Только малость честней,
Может быть, до сих пор
Ты летаешь во сне?
Ты поёшь до сих пор,
А другие рычат.
Ты ведёшь разговор
Там, где трусы молчат.
Даже зависть тебя никогда не грызёт,
Ты умеешь помочь тем, кому не везёт.
Все друзья – должники, и, видать, навсегда...
Может, много друзей – это всё же беда?
Тот – невесту увёл, этот – долг не вернул.
Ты не стал умирать, мир не перевернул,
Просто взял и простил, потому что – друзья,
А с друзьями, известно, иначе нельзя...
Доброта это крест, что всю жизнь волокут,
Значит, снова отдашь свой последний лоскут...
Но друзей осудить не берусь потому,
Что тебя я и сам не пойму. Не пойму.
1992 год
* * *
Что-то холодно в квартире,
Что-то сыро в этом мире,
Слишком тихо у соседей,
Слишком яркая Луна.
Нарочито одиноко
Чей-то свет течёт из окон
И бессовестно-просторно –
Во Вселенной нету дна...
И качается за шторой
Синий маятник простора.
Растопыривая ветви,
Держат полночь тополя.
Где вы, тени маскарада? –
У меня большая радость –
Оттолкнулась табуретка,
Но пока не жмёт петля...
Декабрь 1996 года
* * *
В тесной нише тишины,
Из разбитого бокала,
Чьи-то розовые сны
Ночь ленивая лакала.
Становился снег Невой
Опалённый робким плюсом,
Фонари в поклонах тускло
Замещали свет дневной,
Было тихо и темно,
Где-то капало, плескалось…
Звонко чокнулось окно
В край щербатого бокала --
Там, напротив, маяком,
За рекой, окно светилось.
Спать, как видно, не ложилась
Та, с кем не был я знаком.
Книжка, кружка, пузыри,
Кисти, старые эскизы,
Папирос пустые гильзы.
Исполнялось тридцать три.
Та ли, ты ли – всё равно –
Чья бы ни была, ничья ли –
Утоли мои печали,
Не гаси своё окно.
Нам двоим покоя нет –
Я не верю, что случайно –
Утолю твои печали
(За Невою гаснет свет)…
И за розовые сны
Я налил бокал последний.
Тает лёд – былой посредник,
И мосты разведены.
12декабря 1996 года
* * *
Тень на стене мне не по росту.
Голод души, час Калиостро.
Бездна небес смотрится в лужи.
Лужи, застыв, чувствуют ужас.
Ночь коротка и смертельна усталость,
Чтобы порезы души не срастались.
Воет собака - будет покойник?
Светит Луна. Бел подоконник.
Улицы – рай: чисто и скучно.
Воск тишины капает в уши.
Каплями – ртуть в небе полночном.
Пуст Млечный Путь. Путь одиночек.
4 декабря 1994 года