* * *
Ветер ломает тяжёлые ветви.
Что будет завтра? – вопрос без ответа.
Вдруг – за окном пролетит, как приснится,
Облаком белым поздняя птица.
Крикнет – и в ночь уведёт за собою,
В бурю, из спальни, что в модных обоях...
Бросив добро, что успело скопиться,
Кинешься следом за странною птицей?
Утром дождливым – уже не до старта;
Блок новостей – натощак – словно завтрак.
В восемь ноль-ноль ты обязан крутиться.
И забывается странная птица.
Вечером – мрачен, устал и простужен,
Топишь в вине неудавшийся ужин,
Смотришь в окно, где должна появиться
Шансом последним поздняя птица.
Что это? – Замер ты в кресле плетёном –
Вот она! Хищно вспотели ладони...
Стоп! Перебор...
Заблудившийся в ветках,
Крыльями бьёт целофанный пакетик.
27 октября 1994 года
* * *
Я песню пою, но сердце моё кровоточит:
Здесь каждый – ПРОРОК,
и каждый пророчит, что хочет.
Здесь внемлют немым, которые истин не знают,
И нюхают дым, и счастьем его называют.
Я песню пою, а сердце моё кровоточит...
Здесь ищут богов, а боги лишь душу морочат.
Тут зависть и ложь, тут издавна давятся злобой,
И любят тебя, когда ты под крышкою гроба,
И верят в Христа, которого сами распяли...
И делят хитон, который с распятого сняли.
1982 год
БЕГ
Андрею Исаченко
Ни покоя, ни тихого места,
Каждый день – это пляс на углях.
Никуда нам отсюда не деться –
Мир замкнулся по форме нуля.
Два бродяги, два загнанных зверя,
Два изгоя, два Вечных Жида –
Мы не верим – нам некому верить,
Негде,
Нечего,
Некогда ждать.
Нам не хочется кругом по клетке,
Жрать с тарелки, как верные псы.
И напрасно жалеют калеки –
Мы не беженцы. Мы – беглецы.
«Стой! Держите! Уходят, уходят!!» –
Тени, выстрелы, крики, огни...
На таких открывают охоту,
Потому, что не в стаде они.
Пот погонь, бесприютная горесть,
Зов свободы в крови бунтаря,
Нагнетают высокую скорость
И опаску её потерять.
Но когда-то, хрипя и слабея,
Замедляя на выдохе бег,
Мы лихую Загонщицу в белом
Слишком близко подпустим к себе.
И догонит, догонит. Догонит.
Но промолвит, взглянув на тела,
В ломке, в корчах последних агоний:
«Никогда не носили седла.
Не сидели, жирея у печки,
Не глядели на мир из окна,
Их эпоха клейма и уздечки
Не сумела догнать».
...Осторожные вырыли норы,
Осторожные сели на цепь:
Печь, герань и зелёные шторы,
Да легко достижимая цель.
Чтобы не было ветра и снега,
Волчьих ям, да ловцов и засад,
Рваных жил и одышки от бега,
Чтобы девственность шкур не спасать...
Заливаются гончие лаем,
Горло сохнет, и сучья трещат...
Если свора оставит нас злая –
От кого нам себя защищать?
Если время святых и лукавых
Одомашнит последних зверей,
Чем занять безработных легавых
И холёных лесных егерей?
И по прежнему – некому верить,
И по прежнему – нечего ждать.
Чтоб тебя принимали за зверя –
Надо прятаться. Надо бежать.
12 мая 1996 года
ОТРЕЧЕНИЕ
Мой посажен огонь
Будто в клетку – в камин,
Еле греет ладонь
Среди холода зим.
Уж рассёдлан мой конь,
И отпущен в поля,
Как итожащий стон
Стихла песня моя.
Я теперь не ищу,
Где упрятан мой клад.
Я смеюсь, я грущу,
Но уже невпопад.
И пытаться взлететь
Я уже не могу,
Лишь вполголоса петь,
То, что так берегу.
1985 год
* * *
Без меня высота – сирота,
И напрасно, что крылья растут –
Запретили мне нынче летать,
Я – «…без допуска на высоту...»
Почему? Я же раньше летал,
Восходящих потоков глотнул!...
Запретившие на высоту,
Неужели в запрете мечта?!
Если мал – я ещё подрасту,
Буду метки чертить на стене,
Жить без допуска на высоту,
Значит только – полеты во сне...
Как стемнеет – открою окно,
Мой союзник и друг – темнота.
Шорох крыльев, сквозняк за спиной –
Это значит – Я БУДУ ЛЕТАТЬ!
И на фоне Луны промелькну
(Я не ангел, я просто расту!),
Не заставит ни пряник, ни кнут,
Жить без допуска на высоту.
22 апреля 1994 года
* * *
Мне не о чем мечтать,
Мне нечего жалеть.
Я не смогу летать
В железной чешуе.
Пора кончать театр,
Смывать холодный грим –
Я не влезаю в кадр,
Мне б стать собой самим.
Захлопываю дверь,
Задраиваю люк.
Я стану тих теперь,
Чтоб не нашёл и друг.
Я рву свои стихи,
Мосты былые жгу,
И жить теперь глухим,
Наверное, смогу.
Стираю голоса
С пластинок и кассет,
В блокноте адреса
И строки из газет.
Я выключаю свет,
Я выключаю звук,
И собственный портрет,
И отпечатки рук...
Ведь радужный пузырь
Ещё не дирижабль.
А всё, о чём просил,
Неисполнимо.
Жаль.
1988 год
РОПОТ
Живу, как смотанный клубок –
Ни согрешить, ни поперечить...
Ты жмёшь величием на плечи,
Суровый, вечный старец Бог!
Ты знаешь, скрытый облаками,
Что я опять нарушил пост,
Что неприличными стихами
Давно беременеет мозг;
Что подставлял нередко ножку
Тому, кто больше успевал...
Но я не крал стихов и ложек,
И, кажется, не убивал.
Но спит с открытыми глазами,
Как опытная медсестра,
Архангел, мой нездешний страж.
И нет страшнее наказанья.
Что, так до самого конца
Бациллой ёрзать в чашке Петри?
Томясь за стёклами запрета,
Под наблюдением Творца...
24 сентября 1994 года
НАПОСЛЕДОК
Солнце каменное садится,
Закрывается западня.
Жизнь – причина самоубийства,
Это всё, что я смог понять.
Мне не хочется лицемерить,
И такая пошла игра,
Что охота уйти за двери,
За которыми спать пора.
Мне не хочется на кусочки,
Чтоб достаться тому, тому...
В этом споре я ставлю точку,
Открывая окно во Тьму.
…Ты останешься половиной,
Сточит сердце и душу тля,
Но любовь твоя, хваткой львиной,
Это тоже, прости, петля...
Небо чистое душу лижет,
Мне б на Господа уповать...
Но на злобу родных и близких
Кровью хочется наплевать.
Этот мир не придёт с повинной,
Не спохватится, зря казня.
Даже мать свою пуповину
С горла сына не хочет снять.
Я не кукла. Я настоящий,
И один, как закат, как снег.
Может, этот багровый ящик
Вас притянет магнитом всех?
Там, где воры и проходимцы,
В стороне от честных могил,
Вы друг другу вглядитесь в лица,
Так, как ранее не могли.
Есть причина закончить споры.
Улыбнитесь – почти кино:
Ваш Единственный, вот умора,
Вместо двери шагнул
В окно.
14 июля 1995 года
* * *
Героев из битвы несут на щитах –
Спешите, иудино семя! –
Спешите свои имена начертать
На жёлтых знаменах измены!
Любители массовых сцен в синема,
Вы, ждущие залпа «Авроры»,
Мечтайте оставить свои имена
На красных знамёнах террора!
Бурлит подозрительный водоворот,
Бессмысленный хаос базара.
Не тонет дерьмо, и стекается сброд
Под чёрное знамя корсара.
А те, кто считает что всё потерял,
Кто стерпит удавку на горле –
В теплушки, на выселки, в концлагеря –
Под белую тряпку покорных…
Вы, верные долгу на все времена,
Апостолы горького пота –
Ступайте домой, и спокойного сна –
Вам завтра с утра на работу.
24 сентября 1994 года
ТОШНОТА
От вольной мысли нет лекарства,
А вольная душа – чиста.
Туза руководящей масти
Бьёт малый в звании шута.
От командирских баритонов
Он в самоволку первым шёл,
Где тишине больших приёмных
Предпочитают рок-н-ролл.
Его не выстроить по росту,
Не стоит ставить в общий строй:
Он и по масти, и по ГОСТу,
Не ординарец, а Герой.
Хранилище дикарской сути,
Он иноверец, он – другой.
Не задурить его, не спутать -
Он видит истину нагой.
Таким, как он, невыносимо,
Похоронив обиды, знать,
Какая в мусорной корзине
Идёт мышиная возня:
Вот соучастие для вида,
Вот нож неискренних похвал,
Вот путы выродковой свиты,
Которую никто не звал,
И зависть с ликом равнодушья,
И подлость с дружеским лицом,
И уши стен, и просто уши,
И глупость расписным яйцом –
От них тошнит...
Кто центр тяжести смещает,
И не даёт черстветь душе,
Кто стадом управлять мешает -
Всегда отличная мишень.
Но будут помнить поколенья,
Тотальной масти вопреки,
Кто в двери заспанной Вселенной
Бил, окровавив кулаки.
Март 1997 года
* * *
В.В.К
Соври, придумай что-нибудь,
Чтоб смог расправиться с тоской я...
Поможешь душу мне вернуть
Из комы, присмерти, покоя?
Соври, что было – приукрась,
Расшевели, как муравейник.
И станет корчиться, смеясь,
Неисправимый неврастеник.
Соври, как раньше это мог,
Взахлеб, наивных убеждая...
И горло вытолкнет комок
Тоскливо-смутных ожиданий.
Соври мне, нынче я – прошу,
Любимец пацанов и женщин! –
Даю полцарства, и не меньше,
За первосортную лапшу!
3 июля 1994 года
* * *
Ничего не хочу. Ничего.
Ни славы, ни манны небесной,
Ни разбитых сердец,
Ни вассалов, лежащих у ног...
Мне душно.
Мне тошно.
Мне тесно.
1988 год
* * *
Ночь. Я стою на балконе –
Жалкий обломочек лжи.
Выступил пот на ладонях,
Тихо, душа, не дрожи...
Вдребезги взять, и разбиться,
Бросившись вниз с этажа…
Жалобно вскрикнула птица,
Горлом метнулась душа.
Струсил? Шагни за перила –
Кончишь земные дела...
Помню, как мать говорила:
«Зря я тебя родила».
Кажется – тело вспарило,
Падая в бездну, в асфальт...
... Руки вцепились в перила
Накрепко, не оторвать.
Что же ты, адова сила,
Не помогла мне уйти?
Поздно. И слёзы бессилья,
И хрипло, как ворон: «Прости».
И не уснуть, не напиться.
Горек отчаянья дым...
Что ж обманула ты, птица,
Вестница близкой беды?
Июль 1992 года
* * *
Когда судьба казалась глупой пьесой,
Душа была не в силах боль вместить,
Весёлый человек сказал: «Напейся»,
Святой Андрей промолвил: «Крест неси».
Вот пройдены и ямы, и ухабы,
Вот миновали мёртвые ноли,
Весёлый звал развеяться: «По бабам!»,
Святой взглянул и выдохнул: «Молись»...
Когда придётся стать прямей и строже,
Скрестивши руки, веки опустить,
Воскликнет весельчак: «Он был мне должен!»
Святой ему ответил: «Бог простит».
Декабрь 1995 года
* * *
Верить хочется –
Всегда на удачу бьются
Рюмки, стопки...
Только жаль
Голубое блюдце.
1984 года