Как все-таки странно устроена жизнь… Ходишь себе по улицам, ходишь. Дышишь воздухом, оглядываешься по сторонам, вглядываешься в мелькающие лица. А лица-то, лица и люди, их несущие, стоят на месте: это ты двигаешься и мелькаешь относительно них… Во всяком случае мне приятнее осознавать, что это я двигаюсь, а не они, хотя знаю тех, кто интуитивно примеряет на себя принципы небезызвестной теории, принимая за движение собственную неподвижность. Ну да, вот так мы все и дрейфуем в этом пространстве, не задумываясь, что изменение траектории движения чревато. ЧРЕВАТО.
Какое ёмкое, круглое слово! Кажется, оно было произнесено впервые при попытке передать звуками эту готовность родить нечто, надрываясь в потугах, отдуваясь и обливаясь потом. Осторожно прислушиваясь к собственным возможностям, еще не веря в состоятельность, мы говорим «о». «О-о-о». Это стон, это бесконечность растянувшегося между двумя взмахами секундной стрелки страдания, связанного с воспроизведением чего-то, чего, однако, еще не было, у чего нет ни пола, ни формы. И какое бесчисленное множество слов, необходимых для обнародования самого процесса и его результатов, вторят этому вою. О-о-о!!! Странное открытие, доложу я вам… А? «А» - совсем другое. Есть в нем некие парадоксальность, пренебрежение, пресыщенность, превосходство и, как следствие, отсутствие естественной чувственности, интеллигентности и воспитания. Требующая, кажется, разъяснения парадоксальность «а», очевидная для меня уже в смысле наличия отсутствия, которое само по себе парадоксально несоответствием собственного определения и собственной материальности. Наличие отсутствия чего? Возможности восторгаться, например. Коротко переспросить, смазав при этом внезапность удовольствия от удивления, пожалуй, можно. «А?»… Что же касается восторга, то он немыслим без очистительного выдоха. «ООООО». Еще и еще раз. Долгое-долгое-долгое «о».
Как все-таки странно устроено… Технократическая симметрия клавиш пишущей машинки примиряет мизантропию и атеизм «а» с жертвенностью и религиозностью «о» под ударами указательных пальцев… И вот, выдернув чувства, как руку из теплой варежки острым, зимним днем, мы – вялые мизантропы и неграмотные атеисты – задыхаемся однажды, ощутив озоновую новизну и непостижимость свершающегося, которым, собственно, и чреват любой шаг, сделанный по направлению к не оформившемуся еще чуду. Здравствуй.