Ворон и Кукушка

Серж Филатов
      
      
              Сказка-басня

Жила-была одна Кукушка,
Кукушка – пёстренькое брюшко,
Безродная, не знала мать,
Отца так тоже не видала.
Когда сородичей встречала,
Спросить об этом забывала,
Коль многих слов она не знала.
Учиться вовсе не желала.
«А мне зачем?! – лишь восклицала. –
Я и без слов могу прожить.
Не буду слишком в том тужить».
И в толк никак не может внять,
Что семь колен ей нужно знать.
А почему всего лишь семь?
И почему не восемь?
А о колене лишь одно немножко знала,
Что на ноге находится оно, а где – не понимала.
И что такое родный дом, она совсем о том... не знает.
Слыхала, что у кого-то он и всё же да бывает.
Кукушке разве это можно
Его представить? Невозможно.
А о супруге не мечтает,
Меж разными альфонсами витает,
Проводит с молодости праздничную жизнь.
Зачем же ей грустить?
Ночною бабочкой она, смеясь, порхает,
Как нужно спариваться, это она знает.
«А как растить детей?» – вот в чём вопрос! –
Ей мать, и впрямь, о том не рассказала,
И все премудрости не показала. –
Подумала кукушка меж флиртами
Своими кукушкиными мозгами.
Весна пьянила и благоухала,
Дурманила:
Страдать, любить, ласкать,
Печалиться, иль веселиться,
Петь, или кружиться,
Порхать, витать, иль грезить,
То это всем она желала.
Тут мимо озера Кукушка пролетала,
На ветвь берёзки вешней нежно,
Одновременно похотно, небрежно
Примостилась, притулилась, села,
Тихохонько одна в тиши сидела:
Весь век ей суждено бывать одной,
Видать, предписано судьбой.
А озеро весной благоухало
Да белоснежнейшими лилиями расцветало.
В лазурной, перламутровой воде
Живое нежилось, плескалось мило,
Кружилось, радовалось жизни – что дано.
Тут пару пресчастливых Лебедей она встречала:
Супружеская пара не распалась
С того момента, как образовалась.
И Лебедь белоснежный, горделивый
Ухаживал там за Лебёдушкой купавой;
Их шеи, нежно прикасаясь, обвивались –
Так откровенно меж собой они ласкались
И мило, ласково между собой перекликались,
Как будто бы впервые в жизни повстречались:
– Шипун мой, я люблю тебя!
– Шипуния, а я люблю тебя!
И зависть охватила тут Кукушку:
«Ну, почему же уродилась я... пустышкой?»
Когда она выходит на панель,
То ею пользуются без любви, без ласки –
Любовью для неё являлись только сказки,
Не сказанные бабушкой своей;
Вся жизнь её текла без ощущенья ласки.
И горькими слезищами рыдая,
Весь белый свет, сошедший клином, проклиная,
Вначале травку табака она вдыхала,
Но посчитала, что совсем уж это мало,
И перешла она на травушку покрепче,
Но и от этого не становилось легче.
И наслаждалась она соком винограда,
Который перезрел, сбродил, что для неё – награда;
Затем покрепче она пробовала сок –
Тот виноград с дубовых бочек тёк.
И ежедневно она жажду утоляла,
Что обо всём на белом свете забывала.
Росою маковой Кукушка баловалась –
Душою в Рай всенощно устремлялась.
А по утрам всем молвила “пудринки”
О том, что не было с утра и маковой росинки.
И, продолжая флиртовать,
Ведь надо ж было повстречать
Себе подобную Подругу,
Все прелести, пустив по кругу.
Забилась тут в истерике Кукушка:
«Была бы у меня избушка,
Чтобы семью создать могла я,
Да белый свет ни в чём не проклиная.
И был бы верный муж, и были б дети,
Растить, любить могла б и быть в ответе».
Но было поздно.
Плод прежней жизни,
Разгульной, пошлой –
Жизни
Пустых лобзаний –
И в результате появился плод страданий.
А от кого её дитё, она не знает,
Опять судьбу свою навеки проклинает:
«И где же мне воспитывать, растить ребёнка,
Малюточку пестрятку-кукушонка?
Что ж, в омут броситься мне, что ли, с головою?
О, Боже мой! Пусть будет Бог с тобою.
И с появлением малютки-кукушонка
Пристроить, что ли, в детский дом... ребёнка?»
Нет у неё ни распашонок,
Ни даже самых простеньких пелёнок.
Но детский дом закрыт, где мог бы жить ребёнок.
Присела тут она...  на ветку ели:
«Неплохо бы иметь ещё качели,
Или на время первое иметь коляску
Да спать бы уложить его в кроватку».
Но нет и ни того, и ни другого
Для Кукушонка милого родного.
Сидит, кручинится, горюет, плачет,
Но в жизни всё чего-нибудь да значит.
Вдруг услыхала трели Соловья:
«О, рядом соловьиная семья!»
А Соловей заливистый подругу ублажает
И песнями любимую ласкает,
Она благоговеет от супружней трели,
Порхает перед ним, любя в постели.
«Подкину я дитё в твою
Такую благородную семью,
И буду прилетать и навещать
Как любящая, преданная мать».
Вот день проходит, месяц пролетает,
Кукушка редко посещает.
А рос сыночек не по дням, а по часам,
Прожорлив, алчен был – “гиппопотам”:
Собратьев и сестёр из дома, частью, “вышиб”.
Погибли, вытолкнутые из гнезда, набили шишек.
Когда был сильно голоден, сей каннибал,
Собратьев и сестрёнок пожирал,
И нескольких сожрал – за милу душу,
Как будто смаковал сладчайшу грушу.
Как плакала, рыдала Соловьиха-мать,
Узрев исчезновение детишек.
Отец аж петь переставал, порхать,
Видать, от шока нервного лишался он умишек.
Но, как бы ни было, растили далее огромного птенца,
Уроки пения ему преподавали.
Когда они лишь только успевали?!
С восхода до заката день сновали.
А он, взирая гневно на отца семейства,
Всё время не переставал выщипывать его пера
И ощипать ради преглупого злодейства.
Да Соловьиху-мать клевать себе позволил!
Одно ку-ку лишь постоянно вторил.
Кукушка-мать всё реже стала прилетать.
Так, навестив однажды, сына не узнать:
Совсем стал взрослым, что другим под стать,
Вот только песню соловьиную не усвоил
Да постоянно он ку-ку одно лишь вторил.
«Не уж, на ухо наступил Медведь?
Но как он наступить бы мог? – есль ветвь,
Гнездо, в которое подкидыша с опаскою клала,
Находится на два аршина
От земли, –
Тогда умом подумавши, решила
К мудрейшему из жителей идти. –
Ведь Ворон знает».
И к Ворону спешит Кукушка за советом:
– Наш мудрый Ворон, разъясни, не медль с ответом,
Почём мой сын, как Соловей, те трели исполнять не может?
И Ворон, помолчав, ей отвечал, как подобает:
– А коли жизнь такую непутёвую вела,
Так получи и плод такой отныне ты сполна.
Хоть вечность бейтесь вы – напрасно.
Из Кукушонка никогда не воспитать вам Соловья!
С ответом Ворона она всё время согласиться не могла.
Сорока тут на хвостике ей весточку несла:
– То Ворон, кумушка, тебе во вред накаркал.
– Так вот тут в чём причина зла?! –
Опять винить его Кукушка начала. –
Безумный Ворон! –
Кастит его, почём есть мочи,
И проклинает, вспоминая к ночи.
Не следует вокруг считать ворон –
Ан, нет бы, глянуть на себя со всех сторон.
Какую роль решают в жизни гены –
Кукушка познаёт от Крокодила Гены.
          **
Мораль сей басни такова:
Знай. Прежде чем винить других напрасно,
Вначале посмотри-ка на себя!