Я не знаю, куда деть свою безрассудную жалость - меня как будто нет и я
чувствую давящую на грудь боль от колючей проволоки, запутавшейся в воло-
сах. Скорей бы... Что-то медленно ползет, извивается и дрожит, как студень
под ударами безрадостного солнца. Так...
- Я так и останусь в этой дыре. Черт!
Как пар, гордо чавкающий, поднимался в небо усталый восклицательный знак.
Все посмотрели в сторону глухо стонущего звука вселенской радости. Почему
бы и нет...
- Господа, мы так и останемся в этой дыре!
- И я тоже останусь с вами?
- Убирайся, ты слишком уродлив.
Молот ударял по наковальне, кто-то плакал во тьме...
Заскрипела калитка, жадное сердце выскочило наружу, смерть покривилась. По-
ра на покос...
- Лучше жить в дыре, чем выбираться наружу, разбивая колени, как этот
урод.
- Господа, а если он, этот червяк, закроет своей тенью солнце? Там на-
верху...
Злорадствующее молчание оживилось, отовсюду полезло ехидство, плавно пере-
текающее в противное зубоскальство. Крики "Слезай, дурачина" и "Хоть бы
упал" полезли за человеком. Так погибают гении...
(Звук плети)
- Я люблю жить с такими прекрасными существами.
В углу крысы догрызали труп...
- А мне не стыдно...
- А мне не важно...
- А мне...
(Звук плети)
- Тихо! Тс...
Упал еще один камешек, уродливое существо упрямо лезло наверх. Крысы
тупо смотрели на кости. А-а...
- Не кричи, нашим друзьям нечего есть.
(Кого-то окровавленного отнесли в угол. Крысы радостно повизгивали)
- То-то же.
- Спи. Сегодня нам крысы не отгрызут уши.
- Как хорошо жить среди таких прекрасных созданий.
(Звук плети)
- Тс...
Осколки, стекла, обрывки бумаг, шепот, страх, человек засыпает на выступе
стенки дыры, крысы грызут труп, звуки плети...
Ожидание радости перерастает в кажущееся безразличие: вчера он не упал,
завтра упадет. Спи, урод...
Туго затянув пояса, лезть в услужение к Звуку плети, с тупым равнодушием
просеивать сомневающихся, надуманно смеяться, туманно рассуждая, что так
нужно и что они знают, что делают, рассеянно выплевывать эмоции и раскован-
ные мысли в пасти жиреющих крыс. Смерть - очевидное желание для ближнего
своего...
- Вчера я видел сон, что он украл наше солнце.
- Он упадет, как все другие предыдущие.
- Может, ему помочь?
- Крысы проголодались... Горе спящим...
Молот умеренно отбивал ритм жизни, кто-то спал... В углу вновь появился
чавкающий шепот. Так было, так будет...
- Может, он украдет солнце?
Крохотное тело, медленно перескакивая с выступа на выступ, карабкалось к
единственно заветной цели.
- Когда же он упадет...
Из маленькой пещерки высунулась паника.
- Он залез выше, чем остальные.
- Совсем чуть-чуть осталось.
Смерть сонливо потянулась на своей лежанке. Страх стыдливо постукивал зуба-
ми, лукаво обнимая Дрожь до судорог. Ласково баюкал звук плети. Серое изод-
ранное пятнышко лезло вверх...
- Смотрите, он уцепился за край!
- Ах!
- Смотрите, он на половину вылез!
- Ах!
- Смотрите, он закинул ногу, вторую - он лежит на краю!
- Ах!
- Смотрите, он встает!
- Ах!
- Смотрите! Смотрите! Смотрите!
- Ах! Ах! Ах!
Безумные глаза прыгают вверх-вниз-туда-сюда. Люди бегают, топчут друг дру-
га. Смерть радостно оживилась... Люди лезут наверх, давят друг друга, пада-
ют, разбиваются и умирают. Остальных добивает страх. Звук Плети и Звук Мо-
лота учащают удары, пока они не превращаются в дробь... Кто-то плачет в
темноте. Урод, стоя на краю дыры, плюет вниз и, не спеша, уходит... Слышат-
ся размеренные удары молота и звук плети. Крысы догрызают труп...
Ожидая чего-то яркого и неожиданного, я метался по комнате. Что-то в моем
существовании напоминало человека. Мне было противно. Жизнь до пьяного са-
мосозерцательного безразличия, самолюбование и воинствующий нарциссизм до
посинения дурнопахнущих отростков - все это изматывает обвешанные веригами
нервы, противно... Ничего не осталось...
Медленно подползла истерика, и я, захлебываясь в безумном фонтане лившихся
через край эмоций, упрямо ходил по комнате, словно затравленный зверек в
клетке. Мне было страшно и дико весело. Я упал на пол, не в силах сдержи-
вать распирающие грудь звуки нарастающего безумия. Перекатываясь с живота
на спину, я бился локтями, затылком, коленками, лбом о шершавый бетон пола,
сдирая при этом свою розовую нецелованную кожу. Расцветающим кумачевым гей-
зером из меня била кровь, оставляя нелепые брызги на стенах, полу и потол-
ке. Наружу выходила новая кожа, покрытая мозолями и шрамами, что придавало
моему новому телу очарованную трудом загрубелость. Я уже начал успокаивать-
ся, и по мне пробегали уставшие судороги. Что же...
Вторую неделю я хожу с новой кожей, смеющийся рожей и тупым насморком.
Сквозь рубцы и шрамы проступила чешуя. Да...
- Мне скучно...
- А мне жарко...
- А в темноте яркие краски красивее...
Тусклый свет прорезал сумрак, и исчезла чахоточная боль. Кто-то плакал во
тьме угла...
- Хорошо...
- А, может, и нет...
- Хорррошшшоооо...
- Подожди...
- Хорррррооошшшшшооо...
Теплый воздух клубился, раздавались звуки колокола. Бесконечная фраза ПО
КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ? глухо отдавались в смутных закоулках души. Просящий
шепот бился о переносицу.
- Пожалуйста...
- Пожалуйста...
- Пожалуйста...
Затравленный страх прятался в углу...
- Пожалуйста! (крик)
- О чем ты?
- Страшно.
Колючая проволока стягивала руки, разодранные куски кожи устало свисали с
запястий, держась на вывороченных венах. Почему...
- Как мы устали...
- Говори за себя.
- Как я устал.
- А за меня?
- Как ты устал.
- Мы все устали, только он нет.
- А он нет.
- Заткнитесь! Они идут.
И они показались из-за угла, за которым прятался страх. Короткие черные те-
ни обступили сидевших на полу. Камешки уныло отскакивали в сторону и ударя-
ли израненную стену. Страх слегка постукивал зубами. Кто-то бился в послед-
ней агонии заходящего солнца.
- Мы устали и хотим есть...
- Разве вы не знаете, как мы заботимся о вас?
- Мы много ночей не спали и много дней не ели - все думали о вас. -
сказал Скромное Брюхо, любовно поглаживая свои жировые складки.
- Но мы хотим есть.
- Думаете, мы не знаем? - обаятельно улыбнулся Открытый Рот. - Думае-
те, мы не любим вас?
- Мы позаботились о вас: мы принесли вам немного пустых обещаний,
приправленных назидательной ложью.
Лукавый Взгляд и Склизкие Руки вынесли огромный чан, до краев наполненный
спутавшимися червями. Люди жадно накинулись на них, топча раненых братьев,
которые злобно выли от жалости к себе. Черви с любопытством исчезали в чав-
кающих ртах с гнилыми зубами.
Короткие черные тени самодовольно переглядывались. Страх перестал стучать
зубами и только иногда передергивал плечами. Тени исчезли. Под решетчатым
окном накапливалась безрассудная злоба - там сидел бледный и грязный, с бо-
лезненно-фиолетовыми кругами под глазами, человек. Это был Каин. Смерть...
Прошло десять суток и я написал поэму. Она мне не понравилась. Как же...
- Как прекрасна жизнь! - сказал Он, сидя на трупе и любовно поглаживая
Ее голову.
- Я тебя люблю. - Она поцеловала Его красноватую кожу.
- А я тебя ненавижу.
- Я тебя ненавижу. - прошумели отголоски грома.
- Не время любить. - отозвались шорохи дня.
- А я тебя все равно люблю и, даже если ты меня ударишь, буду любить.
- весело прошептала Она.
- Не время... - сказал Он, ударяя чем-то тяжелым Ее по голове. Тихо
вскрикнув, Она упала, и черная кровь лениво побежала по изуродованному ли-
цу.
- Тебе не жаль?
- Жаль.
- Зачем тогда?
- Не время... (кто-то тихо плакал в углу...)
Люди не обращали внимания на мою чешую, хотя я назойливо прохаживался перед
ними туда и сюда. Мне хотелось похвастаться, но они тупо смотрели перед со-
бой и жевали шершавые куски заплесневевшего хлеба. Я начал прыгать и, зах-
лебываясь, смеяться...
Потом я обиделся и спрятался в своей каморке. Уснул...
Пьяные выкрики восторженно метались между фонарями. Девочка с белым банти-
ком упоенно целовала мемориальную доску на каком-то доме.
- Что же ты это, брат, пьян?
- Денег нет.
- Зачем грубишь, я же тебе ничего не сделал.
- Разве я не прав?
Около забора в кустах до крови облизывали друг друга гомосексуалисты.
- Зачем ты сказал: НЕТ ДЕНЕГ?
- Ну, а если правда нет!
- Но так же нельзя.
- У тебя тоже нет?
- Я хочу заплакать, но не могу...
- Давай теперь вместе пить.
Разрушенный парк удивлялся пьяному солнцу, что призывно орало призывную
песню.
- Черный ворон, что ж ты вьешься...
- Хватит тебе, и так на душе скверно.
Никто не замечал, что что-то происходит... Скорей бы...
Когда я пришел в себя, я понял, что перестал быть человеком. На сердце ста-
ло легко, я попробовал попрыгать, но не смог - у меня не было ног, и руки
тоже исчезли. Изо рта поблескивал раздвоенный язык...
Потом я поймал и съел испуганного таракана. Хорошо...
- Жизнь странная штука - ее нельзя потрогать, но она есть.
- А я люблю убивать время. Оно извивается у тебя в руках, визжит, а ты
медленно, с наслаждением, сдавливаешь ей горло.
- Жаль, что жизнь не возьмешь в руки... - мечтательно потер ладони
Верный Брут.
- Знаешь, Брут, я вчера был в дыре - там Гамлет подавился ложью и умер
от жадности, а, когда послышался Звук плети и когда Стройпал стал отстуки-
вать ритм жизни, Каин полез наружу.
- Упадет... - неуверенно потянул Брут.
- Но если он вылезет, проснется паника, и люди умрут от страха.
- Крысы останутся довольны.
- Когда они доедят трупы, мы превратимся в жертвы...
- Он упадет. - испугался Брут.
Слепое пророчество заулыбалось... Кто-то плакал...
Я лежал, свернувшись клубком, на кровати и сыто шипел. Потом я вспомнил
свое имя...
После того, как Каин выбрался наружу, он долго бродил по пустыне, натыкаясь
на стены, пока не попал в город, в котором жили сытые и пьяные люди. И он
бегал за ними, заглядывал им в глаза, радостно смеясь, а они ходили, не об-
ращая на него внимания. Они были пьяны...
Мне наскучили пьяные мумии и я, превратившись в змея, призвал огонь на их
головы. Ждал... А время текло безудержно медленно. СКОРЕЙ БЫ... Я уныло пе-
реползал из угла в угол, и в памяти мелькали то звук плети, то девочка, це-
ловавшая мемориальную доску, то распухшее пьяное солнце, то ухмыляющийся
Брут со своим другом Брюхом... Мне стало тоскливо и весело одновременно, я
стонал и хохотал, извиваясь пятнистой лентой посреди своей каморки. Послы-
шались раскаты грома, я замер... Кто-то тихо плакал в ночи... СКОРЕЙ БЫ...
16.04.97 / 21.05.97