Учёный мир

Алина Тарская
               
После окончания медицинского института я проработала два года хирургом в областном онкологическом диспансере, куда я пошла  по призванию, так как меня интересовала онкология и я хотела работать в этой актуальной и сложной области медицины, чтобы помогать больным и спасать их жизни.
Однако, кроме практической работы я стремилась  заниматься научными исследованиями в онкологии, хотя я имела об этой сфере деятельности весьма смутное представление. Мне казалось, что наука - это что-то такое большое и чистое, и чрезвычайно интересное. Помните анекдот: если хочешь чего-то большого и чистого, возьми слона и вымой его в ванне. Однако, тогда я не представляла себе, насколько этот слон велик в действительности.  Но юности свойственно увлекаться, и я от одних только слов «Учёный Совет» или  «учёный секретарь»  млела и приходила в совершеннейший восторг.
Когда появилась возможность, я подала документы в очную аспирантуру в Институт онкологии и радиологии в Алма-Ате, успешно сдала экзамены и была зачислена в аспирантуру. В это время была золотая осень, город был необыкновенно красив, стояла тёплая и тихая погода, я бродила по городу и думала: «Неужели я буду жить и работать в таком прекрасном городе?».
Учёным секретарем оказалась милейшая полная  женщина с голубыми глазами и светло-русыми волосами. Она терпеливо занималась нами, молодыми людьми, поступившими в аспирантуру, и помогала делать  первые шаги в новой жизни. За три года обучения в аспирантуре мне удалось, правда  с большими трудностями, успешно выполнить  запланированную работу по довольно сложной научной теме о лечении запущенных форм опухолей  и защитить кандидатскую диссертацию. За это, я и ещё один аспирант, который также  уложился в намеченные сроки, были даже премированы  дополнительным оплаченным месячным отпуском. Обычно трёх лет бывает недостаточно для подготовки и защиты кандидатской диссертации, настолько это сложная и необычная работа. За это время мы овладели основными  навыками и методиками научных исследований,  научились писать статьи и тезисы, выступать на конференциях.
Когда входишь в новый коллектив и знакомишься с людьми, с которыми предстоит работать, все кажутся милыми, умными и приятными, со всеми хочется подружиться. Вначале  ты ничего не подозреваешь о сложных взаимоотношениях, которые есть в каждом коллективе, хитросплетениях, интригах, и только постепенно вольно или невольно начинаешь вникать во все эти сложности, обходить их или совершать свои ошибки, находить друзей и обретать врагов. Это касается не только научного мира, но и любого другого творческого или трудового коллектива, везде идёт внутренняя борьба, существуют свои группировки, фронты, поражения и победы. Научный мир – особенный мир, так как там концентрируются очень умные, способные и неординарные люди, но характеры у большинства из них сильные и весьма непростые, а столкновения интересов, научные споры, проблемы карьерного роста часто создают весьма сложные и напряжённые ситуации.
Однажды в Москве, ещё будучи аспиранткой, я присутствовала на публичной  острой научной дискуссии о причине возникновения рака в Онкологическом центре на Каширском шоссе, в которой принимали участие большие учёные того времени. Я была поражена остротой конфликта, резкостью высказываний  и непримиримостью участников дискуссии. Однако, чаще эти конфликты не афишируются, и упорная борьба в коллективах длится  годами. Кроме того, существовавшая десятилетиями практика удерживания учёных в научно-исследовательской сфере (надбавки за научную степень в учреждениях практического здравоохранения не платили) тоже способствовала этому. Но это только одна сторона вопроса и, может быть, не самая главная.
 Проработав всю жизнь в научных учреждениях  (в трёх разных институтах – двух клинического плана и одном теоретическом) и оглядываясь сейчас на прожитую жизнь, мне хочется  поразмышлять и ответить себе самой, а может быть и кому-то из моих будущих читателей, на несколько наиболее  важных, на мой взгляд, вопросов о проблемах нашей науки, которые поднимаются  неоднократно в дискуссиях и в печати. Речь идёт прежде всего о низкой эффективности научных исследований и трудностях при внедрении полученных результатов и открытий  в практическую деятельность, об отставании нашей науки от Западных исследователей. При этом я могу говорить  только о медицинской науке, ситуацию в которой я хорошо знаю, так сказать «изнутри». На оборонные исследования и космос наше правительство средств никогда не жалело и туда отбирались лучшие кадры из ведущих учебных заведений, что обеспечивало соответствующую результативность, и ситуация в этих  сферах совсем другая.
Подбор кадров в научные учреждения проводится на конкурсной основе после окончания ординатуры или аспирантуры. И в дальнейшем конкурсы проводятся каждые пять лет, при условии, что за  этот период не было  изменений в структуре учреждения или отдела. Изменение даже одного только названия отдела или лаборатории также приводило к объявлению внеочередного конкурса. При проведении конкурса соблюдалась гласность – давали объявления в Медицинской газете. Эта конкурсная система подбора кадров, с одной стороны достаточно демократичная, с другой стороны она держала сотрудников в постоянном напряжении. Кроме того, она с успехом использовалась для освобождения от неугодных или строптивых сотрудников и не мешала применять родственные и другие связи.
При прохождении конкурса   требовалось заявление от участника с визой руководителя отделения, где он будет работать, характеристика с предыдущего или текущего места работы и список научных трудов, опубликованных научным сотрудником. Особое внимание обращалось на количество статей, опубликованных за последние два-три года, по которым судили о действительной активности научного работника. Тезисы к докладам, опубликованные в трудах института, принимались, но не считались полноценной научной работой.  Высоко ценились статьи в научных журналах, книги, монографии. Вот здесь мы встречаемся с первой из причин, которые на мой взгляд, приводят к снижению эффективности всего хорошо отлаженного механизма научного учреждения. Как известно, пишущих людей немного, в том числе и в научном мире. А публикации нужны всем. На помощь приходит принцип соавторства, иногда это сотрудники отдела, где ты работаешь, часто руководители лаборатории, отдела или даже института, фамилии которых, конечно же, ставятся на первое место.
В результате у одной статьи может оказаться до шести - восьми  авторов,  а человек, написавший статью, оказывается нередко на последнем месте, а иногда (бывали и такие курьёзные случаи)  его фамилия вообще исчезала из списка авторов. Хорошо зная эту практику, я обращалась за разъяснениями, если таковые понадобились, к самому последнему в списке авторов и, как  правило, никогда не ошибалась. В случае несогласия истинного автора на эти приписки статья может быть отклонена от публикации вообще под любым благовидным предлогом.
К чему приводит такая практика? Число научных трудов у каждого автора возрастает, при этом на юбилеях мы нередко слышим, что у данного учёного опубликовано больше ста научных работ, а фактическое количество научных работ, выдаваемых институтом или отделом,  гораздо ниже суммарного. Об результативности научного производства при этом никто, конечно, не думает.
Это подлог номер один, приписки, которые, с моей точки зрения, значительно снижают эффективность деятельности научных учреждений и нравственно разлагают коллектив. За рубежом количество опубликованных работ не является достаточной характеристикой активности и эффективности  научных исследований сотрудника, там учитывают количество ссылок на его научные труды, так называемый коэффициент цитирования. У нас пытались ввести этот принцип, но не получилось, так как ссылок ещё меньше, чем опубликованных работ, или нет совсем.
Следующий принципиально важный вопрос – о защите диссертаций, кандидатской и докторской – подлог номер два. Существует поговорка – учёным можешь ты не быть, но кандидатом стать обязан. За рубежом принята практика защиты диссертации один раз в жизни, и учёный сразу получает степень доктора наук, затем заслуживает звание профессора и дальнейшую жизнь посвящает собственно научным исследованиям.
У нас принята практика защиты кандидатской, а затем докторской диссертации,  на что уходит две трети активной жизни учёного и много моральных и физических сил, а также самый результативный в смысле исследований возраст  - до 40-50  лет. Хорошо, если тема, по которой проводится исследование и готовится диссертация, является действительной актуальной и результаты её сыграют важную роль в развитии науки. Но такую тему трудно найти и по ней ещё труднее защищаться, так как результаты научных поисков  могут быть не ясны, и успех заранее трудно гарантировать.
 Чаще всего для защиты диссертации подбирается заранее продуманная тема с хорошо прогнозируемым и ожидаемым результатом, хотя эта тема -так называемый «середнячок», который явно не приведёт  к большим открытиям, но и гарантирует от провала. Учёный, который выбирает такую тему для защиты диссертации, про себя невольно думает: «Вначале защищу  диссертацию и стану доктором наук, а затем уже буду проводить настоящие глубокие исследования». Думает он при этом искренне, но только это «потом» может никогда не наступить, и время уйдёт, и привычка выбирать проходные темы закрепится в сознании и станет жизненным выбором.
Что получит наука от таких исследований? Не эти ли принципы приводят к привычке не рисковать собственным благополучием, не они ли снижают результативность и конкурентоспособность нашей науки в целом? Число дипломированных учёных растёт, а наука топчется на месте.
Подлог номер три. Ещё больший урон наносит науке желание многих  администраторов в здравоохранении прибавить к своему титулу главного врача крупной больницы или руководителя областного или городского департамента  здравоохранения ещё научную степень кандидата или даже доктора медицинских наук. Они являются прекрасными администраторами и в своей трудной порой работе добились больших успехов и накопили огромный опыт, но к научной работе это никакого отношения не имеет, и они, желая получить заветную степень, совсем не собираются заниматься научными исследованиями, в которых они ничего не смыслят. Но у них есть власть, есть денежные средства, которые они могут выделить из государственного бюджета, и они ищут институт или кафедру, которые  на договорной основе берутся выполнить такую работу и на её основе помочь соискателю защитить диссертацию и получить искомую степень. Плачевное финансовое положение научных учреждений в период перестройки заставляет их соглашаться на такие работы и даже искать их, и вот появляется очередное исследование «Особенности здоровья населения Н-ской области», а затем организуется защита диссертации. При этом соискатель сам практически ничего не делает в плане выполнения своей научной  работы, он с трудом на защите  выступает  с двадцати минутным  докладом на Учёном Совете и с трудом отвечает на вопросы.
Но волнуется он напрасно, всё подготовлено, всё отрежиссировано,  и Учёный Совет работает три часа, как и положено, «на полном серьёзе» выступают официальные оппоненты, задаются подготовленные вопросы, на которые подготовлены заранее ответы. Это чистейшей воды профанация научного процесса, того «большого и чистого», о чём я мечтала когда-то в юности. Настоящих защит диссертации  с интересным, бурным обсуждением  полученных результатов, научными спорами я не припомню.
И это происходит в крупном московском НИИ, являющимся головным в стране по своей специальности. Раньше я  считала за честь для себя работать в этом институте и присутствовать на заседаниях  Учёного  Совета, но позже я поняла, что наукой там и не пахнет, всё предельно формализовано, выхолощено  и является пустой тратой времени. В результате таких организованных по договорам защит растёт число  «учёных» в стране, имеющих диплом кандидата или даже доктора наук, а эффективность нашей науки только снижается. Получив научные степени и звания эти люди могут нанести науке большой вред, так занимают высокие должности, могут принимать неправильные решения и плодят таких же нечистоплотных недоучек.
Подлог три.  Как и в медицине, в науке имеет большое значение моральный облик учёного, его бескорыстие, преданность науке, одержимость работой. Сейчас считается, что политики и люди искусства являются элитой общества. Но мне кажется, что настоящая  элита – это учёные, которые нередко изображаются милыми чудаками, оторванными от обыденной жизни и целиком погружёнными в свой как бы изолированный особый мир. Говорят, что научное исследование – это удовлетворение собственного любопытства за государственный счёт. А что получится, если сделать так? А если изменить условия, чтобы… Учёный может ошибаться, как всякий другой человек, искренне заблуждаться, уходя куда-то в сторону от своей цели, может не сразу понять и оценить полученные данные, но он не может сознательно подтасовывать результаты своих исследований. В процессе изучения законов природы учёный остаётся один на один со своими опытами  и целиком отвечает за их достоверность. Согласно предложенной им методике  любой другой учёный  может повторить исследование ,и он получит те же результаты. Поэтому всякий, приходящий в эту страну непознанного с корыстными, себялюбивыми целями, является преступником.
 Однако, в жизни приходится наблюдать разные ситуации, когда некоторые учёные пренебрегают  неписанным моральным кодексом  и используют ситуацию в своих корыстных целях. Нередко руководители организаций создают для своих наследников тепличные условия, дают им должности, помощников, возможность  рано защитить не только кандидатскую, но и докторскую диссертацию, двигают их дальше – в члены Академии и т.д. Большой пользы для науки от таких «наследников» ожидать не приходится. Как правило, они избалованы, не приучены к систематическому труду,  злоупотребляют алкоголем и вообще не отличаются моральной чистоплотностью.
 Я наблюдала, как одна заведующая лабораторией собирала по своей методике за государственный счёт научную информацию и отправляла её сыну в США для подготовки докторской диссертации. Другая заведующая использовала данные, полученные целым коллективом под её руководством исключительно для себя, выбирая наиболее интересные факты, чтобы «щегольнуть»  ими на Учёном Совете, в очередной статье  или на научной конференции, а большая часть материала оставалась год за годом непроанализированной и неопубликованной, так как самой ей одной это было сделать не под силу, а отдавать собранный материал своим же коллегам было жалко. Не говоря уже о моральном облике таких профессоров, невозможно оценить ущерб, который они наносили науке своим себялюбием и жадностью помыслов.
Возможно, что информация, которую они утаивали таким образом  от научной общественности, была жизненно необходимой для других исследователей, которые могли продлить исследования дальше, и их нечистоплотность тормозила научный прогресс. Хочется надеяться, что когда-нибудь такие «деятели от науки» ответят за своё преступление, если не перед людьми, то перед высшим судом, и справедливость восторжествует.
Различные мало продуманные правительством  реформы научной сферы, которые разрабатываются сейчас в нашей стране, в частности реформирование Академии наук, могут принести большой вред, если окажутся неудачными, такими же  как реформы в других сферах нашей жизни. Переход к финансированию по грантам, как это делается за рубежом, концентрация финансовых средств в центрах по стимулированию новых технологий, таких как нанатехнологии,  дальнейшее развитие патентования  открытий и изобретений и скорейшее внедрение полученных результатов в практику здравоохранения – все эти меры, как ожидается,  дадут новый импульс для научных исследований и сократят отставание нашей науки от Западной.