Два открытых письма виртуальному другу

Рута Марьяш
               
      

          ПИСЬМО ПЕРВОЕ
 
      «Сюжеты выбираем сами…»

               
                Как часто в жизни так бывает:
                Нам жизнь сюжеты выбирает,
                Каким противиться напрасно,
                Их изменить – не в нашей власти.

                А иногда бывает с нами –
                Сюжеты выбираем сами,
                И лишь себе самим подсудны,
                Когда свои корёжим судьбы.
                «Мысли вслух»
                Надежда Бесфамильная

 Сюжеты жизни…  И невольно  в памяти  заново прокручивается вся кинолента прожитых мною без малого девяти десятков лет. Всплывает и  пушкинское «Воспоминание»:

      «…И с отвращением читая жизнь мою,
      Я трепещу и проклинаю,
      И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
      Но строк печальных не смываю».

        Да уж, попробуй, смой теперь…
     Пристально  всматриваюсь в те поворотные, определяющие моменты своей жизни, когда решающим, на первый взгляд, казался мой собственный выбор «сюжета», моя  воля.
         
     Выбор профессии. Я воспитывалась в творческой семейной атмосфере, рано научилась читать, писать, сочиняла  стихи. В детстве и ранней юности сочинительство доставляло удовольствие, радость. Это  было -  м о е.
     Жизнь, однако, распорядилась по другому – была война, эвакуация. И в 1945 году, окончив школу, профессия литератора – женщины, «поэтессы», мне показалась чем-то «стыдным». В моем юношеском представлении  истинный литератор-поэт –  мужчина. К тому времени я знала и любила Пушкина, Лермонтова, Маяковского, но по независящим от меня причинам ничего не ведала об Ахматовой, Цветаевой… В те времена они не были общедоступны, как, впрочем, и Есенин, Мандельштам, многие поэты. Круг моего чтения, как и  подавляющего большинства школьников,  в те годы был строго регламентирован. Вероятно, родись я лет на 20 позже, мой выбор профессии был бы иным.
     Но не только это неведение в конечном счете определило мой выбор. Послевоенное время было напряженным, и мой «генетический код» требовал деятельности. Всё сводилось к потребности  18-ти летнего существа активно «вмешиваться в жизнь».Не было тогда  детективных фильмов,  романов. Была реальная действительность. Спустя много  десятилетий  Станислав Говорухин в сериале «Место встречи изменить нельзя»  правдиво и точно воспроизвел атмосферу лета 1945 года,  –  времени, когда состоялся мой выбор будущей профессии.
     «Преступление и наказание» Достоевского, было мною прочитано взахлеб,  и тема эта превратилась в некий лейтмотив юного романтика –  стать следователем, проникнуть в тайны Зла, противостоять ему. В этом я видела тогда свое предназначение. Я выбрала профессию юриста.
      Однако волею судеб избранный мною «сюжет» жизни стал неосуществимым. Я оказалась дочерью «изменника Родины, контрреволюционного агитатора, буржуазного националиста», и была навсегда обречена на недоверие существовавшей власти. После ряда лет мытарств, мне удалось стать   адвокатом, защитником прав тех , с которыми в школьные годы так страстно  мечтала вести борьбу. И сегодня, глядя  на актрису Анну Ковальчук в фильме Ильи Макарова «Тайны следствия», я с горьким сожалением вижу  в ней так и  неосуществленную – себя.
      Так и не стал тот  давний мой  выбор  свободным актом собственной воли. Уже тогда «сюжет » определялся не мною –  жизнью. В итоге я обрела профессию, так и не ставшую для меня любимой. Однако профессия эта  возлагала на меня обязанность  бороться за справедливость, против беззакония и произвола. И в границах возможностей своего времени я этим и занималась. Я и  здесь находила для себя  элементы творчества, однако верх брала сухая рациональность, казенный  язык правовых документов, судебная формалистика и суета-сует. Совместить со всем  этим литературное творчество –  стихию моего сказочного детства, я не сумела. Поэзию  читала, но была слишком  далека от литературной среды. А писательство мое всё отодвигалось, оставаясь лишь  туманной мечтой,быть  может,когда-нибудь и  осуществимой…
       Перебирая в памяти и последующие детали  «сюжета»  жизни,  в том числе и  сугубо личной, интимной,вижу, что выбор мой всегда был ограничен тем, что предлагала мне Судьба. И укрепляюсь в мысли, что полная свобода собственного  выбора есть некая иллюзия. Она, эта свобода, существует лишь в пределах границ, предопределенных обстоятельствами, от твоей воли не зависящими. В том числе и  твоим собственным генетическим кодом.
        Есть некий невидимый коридор, в котором человек проходит свою жизнь, пользуясь свободой выбора. В том числе и выбора между Злом и Добром, Правдой и Ложью, Милосердием и Бессердечием, Верностью и Предательством… По большому же счету все решается Волею Судеб.
      Я благодарна Судьбе за предоставленную мне сейчас, на старости лет,  возможность  творить , и хоть в малой доле возместить  то утраченное, выпавшее из «сюжета» прожитой мною  жизни. Лучше поздно, чем никогда.
     Мой отец, незадолго до своей кончины, в своих автобиографических  заметках писал: «… счастливы те, чей вечерний закат гармонически перекликается с пылающей зарей молодости.» В моей жизни такая перекличка состоялась.

            
            ПИСЬМО ВТОРОЕ

           Мысли об уходе…    
      
     Мысль об уходе встречается у многих далеко еще не старых поэтов -  великих классиков, талантливых современников. Тема смерти обширна, в ней – простор для раздумий, она рождает  множество поэтических образов. До поры до времени для  поэта  тема  собственной смерти, его личного ухода  остается   абстрактной. Трагика  усиливается в случае ухода близких  людей. И  становится непосильно острой, невыносимой  для поэта больного, сознающего свою  безвременную обреченность.
     Для старого же  человека – смерть – не отдаленная абстракция. Собственный уход из жизни земной  для него  становится  реальностью –  близкой, актуальной, физически ощутимой.  Он понимает: твоя смерть закономерна – вот она, ты на ее пороге!
Естественная смерть. Смерть от изношенности тела, исчерпанности жизненных сил. Когда в канун своего 90-летия  тихо ушел из жизни мой отец, мама сказала: он был сыт годами. Она это знала.
     Когда-то давно меня поразили стихи  молодого еще тогда Фазиля Искандера «Детство и старость».

«…Порой, не так ли, кто ответит?
В глазах у мудрых стариков
Грядущей жизни радость светит,
Иль близость кроткий взор приметит
Не смерти, что любого метит,
Освобожденья от оков».

     Глубокая старость – тяжкое испытание в жизни человека. Даже для  живущего в нормальной, привычной и доброжелательной к нему атмосфере. Мечта о «покойной старости» - миф. Главная мечта старого человека -  легкий, мгновенный  переход в «мир иной». Сама же жизнь все чаще и чаще становится ему в тягость. И смерть порой видится как избавление.
 
 «…Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть… душа моя,
Уж никуда не годна я…
Под старость жизнь такая гадость…»
                Пушкин , «Евгений Онегин»:

      И уже по-иному   воспринимаешь  всё, происходящее вокруг,  всё, что видишь, слышишь, что читаешь и перечитываешь.
      Когда я много лет тому назад  впервые услышала стихотворение Арсения Тарковского  «Меркнет зрение – сила моя», оно вызвало у меня острое чувство сопереживания стареющему Поэту. Тогда это был стих о нем. Теперь, перечитывая его вновь, я убеждаюсь  – это  и обо мне:
 
«Меркнет зрение – сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома…»

       Для старого человека мысль о собственной смерти – привычна, тривиальна, лишена трагики. Но в ней присутствует печаль. Старость – пора грусти, пора сожалений.Тебе жаль того, близкого тебе человека, для которого с  твоим уходом возникнет пустота, незаполнимая никем и ничем. Его будущее тебя тревожит.
      Ты смотришь на экран телевизора, видишь  знакомые тебе улицы и площади Москвы, Петербурга, Парижа, Вены, снежные вершины Альп,и с грустью думаешь о том, что никогда уже  туда не вернёшься. Видишь Рим, Венецию, Барселону – и сожалеешь о том, что тебе так и не удалось там побывать…
   
        Богатство старости – опыт, знание жизни. Тобой познано немало истин, еще неведомых многим из живущих. Одна из них – за всё в жизни приходится платить, этого не избежать.
        Юный Лермонтов был провидцем, когда писал:
 «…За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе….»
                К сожалению, об этом не помнишь, бездумно стремясь испытать все доступные тебе радости жизни,  все наслажденья.
    
      У глубокой старости есть ещё  одно преимущество, если это можно таковым считать, – нет  волнующей тайны  в том,  «Что день грядущий нам готовит?».  Ведь  твоя  долгая  жизнь – вся, как на ладони, всё  в прошлом – иллюзии, страхи…
   Лишь две тайны  по прежнему остаются неразгаданными –  что было  с тобой ДО  и будет  ПОСЛЕ. Тайны твоего Начала и  Конца.

  Кажется, добавить больше нечего,  а впрочем – как знать…