Посвящается гостеприимству и радушию петербуржцев, с благодарностью.
Подъезжаю, и с детским нетерпением поглядываю в окно…А там запоздалая новогодняя метель.. Где-то ты, Весна, запропастилась? В какой сказке, были-небыли заблудилась? Где апрельская капель?И кому, при такой погоде, поёт весенняя свирель?
.. Город и сам недоумённо прослезился моросящим дождиком.. то ли кого-то встречая, то ли от несвоевременности происходящего…Гордый, величественный город, он не плакал - он устало молчал, умываясь мелким бисером капель. Молчали ещё не тронутые туристическим гомоном дворцы, чернели таинственностью чугунные ворота в арках, гулким эхом в сердце каждый шаг, каждый вздох…
Ночные тени разбегаются от первых лучей, дворники метлой, как кистью, кладут на холст городского лица последние штрихи.. и сон отходит, уступая место городской суете..
В гостиничном номере настежь открыто окошко больше напоминающее бойницу. Вид из него на оранжерею, на скульптуры, будто играющие в прятки и молчаливо ютящиеся в нишах, и колоннада, а пуще того, раскатистые звуки распевающегося баритона – создавали атмосферу позапрошлого века и позабытой тоски, будто уже когда-то здесь пережитой..
В пышном доме графа Зубова
О блаженстве, об Италии
Тенор пел, с румяных губ его
Звуки тая улетали…
Мимо канала через изогнувшийся удивлённо мостик - туда, где водные просторы, где сверкает утренней умытостью шпиль крепости, а массивные колоны когда-то собиравшиеся служить маяками, поражают своим величием..
Не знаю я, известно ль вам,
Что я бродил по городам,
Не находя пристанища и крова,
Но возвращался как домой
В простор меж небом и Невой.
Не дай мне Бог,
Не дай мне Бог,
Не дай мне Бог другого…
Продрогшие от ветра, но счастливые от лицезрения красоты и величия туристы, то и дело не щадя замёрзших на ветру пальцев, щёлкают фотоаппаратами, тщетно пытаясь уберечь для себя Красоту, да только можно ли объективом ухватить весь масштаб, весь объём этого Чуда.. Туристов можно безошибочно распознать по просветлённым улыбающимся непонятно чему лицам, по кутающимся во все тёплое, что только было припасено в дорогу, по фотоаппаратам и путеводителям, по невнятному шепоту то ли благоговейной молитвы, то ли стихов:
Ты не расслышала, а я не повторил
Был Петербург, апрель, закатный час,
Сияние луны и каменные львы,
И ветерок с Невы договорил за нас….
И львы невозмутимы на своих постаментах, и волны с холодным постоянством лижут ступени у самых ног, и затуманены воспоминаниями о зное взгляды мудрых сфинксов..
И нет конца бесконечности набережных, сменяющих одна другую..
Hе знаю я, известно ль вам,
Что я в беде не унывал,
Hо иногда мои влажнели веки.
Я этим городом храним,
И провиниться перед ним
Hе дай мне Бог,
Не дай мне Бог,
Не дай мне Бог вовеки.
И тихий шепот страниц в книжном магазинчике, где можно читая, пить согревающий чай или кофе, и сгустки сумерек ложатся ровными мазками, и фонари расцветшие фантастическими цветами повсюду.. и тени прошлого выступающие на подмостки ночного города..
Этот призрачный город как встарь
Заморочит и даже закружит.
Помнит Блока здесь каждый фонарь,
Что дрожит в замерзающей луже..
С темнотой город обретает своё лицо во влюблённых парах: кто-то целуется, спустившись к самой воде, не думая об обветренных губах, кто-то рискованно сажает любимую на перила моста, кто-то поражает возлюбленную тем, что сам перебирается на узкий карниз над самой рекой... Ах, «чудаки, ещё такие есть»…
Hе знаю я, известно ль вам,
Что я певец прекрасных дам,
Hо с ними я изнемогал от скуки.
А этот город мной любим
За то, что мне не скучно с ним.
Hе дай мне Бог,
Не дай мне Бог,
Не дай мне Бог разлуки.
В жаркой комнате подступает на цыпочках усталость и неясное томленье - ожидание чего-то завтрашнего.. Ночь в обнажении снов и гула нарастающего непонятно-чего..и вполне прозаическое пробуждение от шагов, стука дверей и проникающих сквозь узкое оконце струй холодного воздуха с лучами солнца…
Город, познанный на своих ногах и город познанный на колёсах – это
два разных города. А утро солнечное и морозное освещает вычурность соборов и ансамбль Смольного будто сказочным миражом проплывает перед глазами. Потом, Таврический дворец и темнеющий за ним сад, громады новостроя и холодящий душу Большой Дом, степенные кварталы Петроградки с причудливо названными улочками и непредсказуемыми поворотами..
Завтрак в кафе, «дымный полдень» по-ахматовски, и снова улицы, мосты, река…столько пешком не обойдёшь и шагами не измеришь…
Прощаемся, глядим на площадь,
Считаем молча голубей,
Но чем обычнее и проще,
Тем руки кажутся слабей..
Нет,это не из нынешней сказки, ничего такого.. и глупо было оглядываться, ещё глупей подступающая тоска, еще смешнее детские поиски собственной вины: я не такая? что во мне не так? почему?...это отголоски старых, сношенных как детские одёжки, вопросов..они уже прошлое..
Все так! И нет ничьей вины и напрасны слёзы, когда целует ласково в макушку почти весеннее солнце.
Кому придёт в голову оценивать деревья в лесу или давать определения промелькнувшей в ветвях белке?.. Мы просто любуемся и принимаем их такими, какие они есть.. Мы просто принимаем их как должное. Почему же в человеческих взаимоотношениях надо искать оценочные эталоны?.. Как хорошо было бы так же просто принимать всех, как дар - дар познания чужой, далёкой и закрытой вселенной - в чьих-то усталых глазах черпать ум, интеллект и самодостаточность, в чьих-то видеть искорки былого восторга и попытки переоценки мира, в каждом своё, неповторимое...
И незачем грустить, даже глядя из окна увозящего тебя троллейбуса, на прощально удаляющийся вдаль шпиль Адмиралтейства, ведь...
Я приеду, я вернусь, я вернусть
Пусть навек меня покинет грусть-
В этот город, где всегда ветра,
Где туманы – берега…
И засверкала металлической рыбкой брошенная в волны монетка на счастье и возвращение.
День приезда, день отъезда – словно один день, словно одна жизнь или затуманенный невскими просторами сон…
В тексте стихи: Б. Ахмадулиной, Г. Иванова и других, мне неизвестных, авторов.