В этих райских кустах, разогретых неоном,
я черчу очертания плоти на фоне земли
только тем лишь одним, что в быту полусонном
понесут моё тело одетые в ткань корабли
вдаль, на север, где мокрый асфальт обрывается пашней,
а сырая равнина печаль бытия на свою
перемножит, и за насыщением грустью вчерашней
виден ток нашей жизни - извечную эту струю.
Опозданье на два десятилетья подвластно закону,
по которому нет наказанья и души простят;
обрывается Северный путь серым невским загоном,
над которым Хранители и каравеллы парят.
Я всмотрюсь в Божий Промысел взглядом усталого зэка,
и отпавшие ангелы зря за моею спиной
будут жизнь напролёт вербовать «своего человека»,
отрезая от русской равнины финляндской волной.
В этих строгих пенатах разграбят мои палестины
одичавшие волны прилива осенних ветров,
и на жёсткой постели горошин под тонкой периной
не сыскать одичалому сердцу плебея, Пьеро.
И Любовь - наш удел - умноженье таланта на волю,
и тавро одиночества, - всё на себя возложив,
отсылаем к распятому Логосу наши пароли,
за собой оставляя грошовые миражи.
И осенняя тёмная ночь над равниной России,
и нагая истома прогулки по летней траве -
это шанс избежать в нашей жизни позора бессилья
перед горней Любовью и радостью Света извне.
Мы покоимся в Божьих ладонях как гроздь винограда,
а лоза нам укажет источник кастальской воды,
и душа обожжётся холодным огнём водопада
под напором струящейся горней слюды.
1980-е