- Ну вот и еще один. Здрасьте. Здрасте, говорю!...Да успокойтесь вы! Ну, потеряли, потеряли, понимаю – все теряют. И что только не теряют, и уж такие важные вещи, поверьте, а только у нас здесь контора, бюро, официальное учреждение, у нас все как положено – так и лежит. А в истерике тут биться не положено: уложения разрешающего на этот счет сверху не было. Вы лучше вот форму заполните, укажите, чего потеряли-то, и когда, вы уж скажите, а я по журналу проверю. Нет, здесь у нас нельзя вот так просто по стеллажам шарить кому ни попадя. Это если всякий начнет по складу самовольно расхаживать да шариться, это ж что будет? Беспорядок. А у нас тут картотека, у нас учет, у нас ревизии. Нет уж, вы скажите – а я по журнальчику проверю.
Что ж, вы и сами не знаете, что потеряли? А…да…оно бывает, бывает, тут у нас чего только не бывает – и все никак не убывает. Ведь у нас что? У нас ведь все бегом, все боятся не успеть, опоздать, не достичь. Сиюминутно, одним днем. Вот и теряют. Теряют, ох как теряют. А потом спохватятся – искать. Куда там! Все у нас уже. А мы отдадим конечно, если твое, только форму заполни, по правилам. А правила у нас строоогие – а иначе нельзя, нельзя у нас иначе.
Ну вот, вы и успокоились. И правильно, и хорошее дело: форму, ее заполнять внимательно надо, а то потом претензии, вы тут в порыве чувств, а у нас все по-деловому, сухо, без мокрых сантиментов. Вам-то пусть и все равно сначала, и напишете, и подпишете, а потом, охолонув, подумав, раз - и претензию. Оно бесполезно, конечно, но маята лишняя мне. А зачем мне маята? Мне вон стеллажи проверять нужно: не пропало ли чего, следить нужно, бдить. А то как же? Такие ценности! Иной чуть не все, что имеет готов отдать за потерянное. И в грудь себя бьет, и клянется. Нет, ну потом-то, как получит обратно, глядишь, и пожалеет, и претензию. Только мы все обрат не поворачиваем, у нас тут не магазин, а бюро находок. Да ладно, пойдем уже – может и увидишь свое, я ж тоже человек, я понимаю, только я рядышком, у нас тут ценности, у нас тут без сопровождения нельзя.
Что теряют-то? Да всякое. Кто сознание теряет – ну, те не приходят, тем мы так, телеграммой-молнией его возвращаем. Нет, бывает, и телеграммы теряются, ну, тут не судьба, тут к нам претензий нет. А там у нас – вон на тех полочках, видишь, безделушки? Невинность это. Приходят, бывает, и за ней. Только мы ее не возвращаем, это только к доктору. Есть у меня адресочек, да, даем. А чего ж не дать? Хороший доктор, душевный, и денег много не берет. Ну и что, что фальшивая получится? Ее ж все равно снова терять – и фальшивые у нас тут тоже есть, в ящичке, подальше от глаз. Иллюзии еще вот. Не видишь? Так на то они и чужие иллюзии, чтобы не видеть – своих-то не замечаешь, а тут… Ох, тяжко с ними. Тают. Даже в холодильнике тают, а мне потом отчетность исправлять. Бумаги переписывать.
Разум вот теряют. С этими потруднее: не все к нам дорогу находят, ну а кто находит, тот с формой намается. Ой, хлопотный народ! Я им и так, и этак пальцами в графы тычу: тут то, тут сё, чуть не по буквам. А у нас строго с формой…или я это уже говорил? Что говоришь? Которые с ума сходят? Нет, те не к нам, те в депо – там оно, вниз по улице за два квартала. Да только что толку? Обратно тут не взойдешь без билета. Где билеты продают? Да известно где – нигде. Не изобрели еще билетов тут. А спрашивается – чего сходить-то было? Ты сначала подумай, где сходить, как, и главное – зачем…
Чего еще тут у нас? Да вот – любовь. Ой, как теряют, ой как ее теряют, а потом – к нам. Придут, форму заполнят, ждут, да все норовят, если своя не находится, чужую ухватить. Безобразие, конечно, а что им делать-то? Мало тут у нас любви, ее ж еще на лету подхватывают: упасть не успела, ты еще и не понял ничего – а ее уже кто-то другой на себя примеряет. Ну и то, понятно, сами подумайте, вот идете вы по улице, и вдруг – любовь. Бесхозная. Возьмете же, а как ее не взять, кто ж мимо любви проходит…Да и проходит, тоже бывает. Пробегает прямо! Куда бегут? Да к нам и бегут: кто чувств каких лишился, кто смысл потерял, кто шанс упустил из рук удачливый – скользкие, они шансы эти, верткие, скажу я вам, мы их в террариуме держим, так они и оттуда ускользнуть норовят. Да только от нас не ускользнешь, у нас тут дело надежно поставлено.
Что это у нас здесь громоздится, спрашиваешь? Ох, громоздится, глаза б мои это безобразие не видели. Совесть у нас здесь. Совесть. Весь склад ею забит. Никто за ней не приходит, обратно не требует. Вон, видишь, пачка бумаги у меня на столе – это формы по совести. Еще ни одного листочка не истрачено. Говоришь, объявления в интернете видел – мол «Потеряна совесть»? Нет, это не то, это они еще и не потеряли ничего, это совесть сама эти объявления и пишет. Тот, кто совесть и впрямь потерял, тот ее не ищет, и понятно, и у меня претензий нет даже. Совесть, она ж существо беспокойное, и нудит, и колется, и зубами…того: вон, гляди, все прутья у клеток изгрызены, ты уж тоже поостерегись, близко не подходи. Говоришь, не вся она тут зубастая, да и побитой много? А я тебе и это объясню – мало кто совесть сразу-то теряет, ее, болезную сначала так, всяко урезонивают: и водкой глушат, и усыпить пытаются, и придушить. Да только где ее урезонишь - совесть, она совесть и есть. Вот и теряют. Удобно говоришь? Конечно. Я тебе по секрету скажу, они ж специально ее – на поводок, на окраину, а то и за город, к столбу привяжут – и не оглядываясь.. . Это ж потом говорят – потерял, потерял и потерял, бывает, и спрос тут какой. А по правде - такое ж разве потеряешь? Оно ж вцепится – не разожмешь…
Да что мы тут торчим-то? Вспомнил, наконец, чего потерял? Веру может, надежду, или еще чего? Мож, память ты потерял? Так она у нас в левом крыле. Не память говоришь? Э…ты что-то опять,…ты того,… здесь у нас не положено. Ты разумно скажи, с толком, раз вспомнил. Что? Жизнь говоришь? Жизнь потерял? Да, и это бывает, а то как же, это прямо положено так – жизнь терять. Смерть вон никто не теряет, нет, чтобы потерять, да никак не хотят, а жизнь-то, это понятно. Есть у нас тут жизни – вон, по центру стеллажи стоят, видишь: там они у нас, все там. Что - хочешь форму заполнить побыстрее? Нет, никак нельзя. Никак. Жизни у нас не возвращают. И даже формы-то на жизнь нету. А без формы-то как – без формы нельзя, ты и не проси, не могу, я тут поставлен блюсти, а не нарушать.
Ты, лучше шел бы, милок. Вооон – выход у нас. Иди, вот иди - и иди. Не положено у нас… и я с тобой пойду – до конторки, вон, там еще кто-то топчется. Прощай, милок…
- Здрасте. Здрасте, говорю… Да успокойтесь, кто ж не терял – все теряют. Только не положено у нас…