Обвиненья в искусе – в интиме троллейбусной давки.
В тишине Патриарших - растаявший гаера след.
И бездомный поэт переставший соседствовать с лавкой,
Сладкий дым догорающей осени. Кресло и плед.
Обрывается нить – под испуганный визг тормозов.
И явленье свое, окропив, как положено, кровью,
Он шагает неспешно. Земля ожидает морозов.
И собачья покорность. И алый подбой в изголовье.
В Гефсиманском саду многолюдно. Им хочется спать.
Время строить из камня ещё не настало для мира.
Время просьбы о чаше. И время понять. И принять.
Но уже за воротами топот, и римское: “Смирно!”