…В этом городе я живу, сколько себя помню. Вероятно, я живу здесь всю свою жизнь.
Мне много лет; все мои соседи, жившие поблизости, либо переехали в другие места, либо тихо завершили свой жизненный путь… Ветшали одни дома и строились другие, вырастали в них знакомые мне дети, восстанавливался храм, меняли названия магазины… Говорят, даже улица, на которой я живу, несколько раз сменила свое название еще до моего рождения. И, наверное, смешно, уж во всяком случае, не оригинально, делать признание центральной улице любимого города – но что делать, я горячо, страстно, до самозабвения люблю именно тот клочок земли, на котором живу. Не будет его – и не будет меня. В моем возрасте это понимаешь достаточно трезво, без примеси романтических иллюзий.
Прямо напротив того места, где я живу – Смоленский собор. Я, некогда молодой и стройный, совсем еще зеленый юнец, помню его старой развалиной с облупившимися, полуразрушенными стенами. Я никогда не был внутри, но от пробегающих мимо детишек я слышал похвальбы о том или ином бранном слове, которое они прочитали, а то и написали на святых стенах.
Сейчас я уже стар, согбен и сед, а собор – гордый, помолодевший красавец. Ветра и дожди, годами шумевшие над его головой, не состарили, а будто отчистили и умыли его. Безукоризненной лазури его стен к лицу любое время года в сочетании с белизной снега храм величав и строг, на фоне буйства летних красок – роскошен и важен. Осенью ветер перебирает золотые осколки странно невредимых куполов – это растущие невдалеке березы щедро осыпают землю золотом своих листьев в благодарность за подаренную жизнь. В обрамлении перламутровой апрельской земли собор вдохновляет и дарит надежды: войди, склони голову, обратись к Всевышнему – и у тебя еще все впереди, и все обязательно сбудется…
Первыми по утрам просыпаются птицы и дворники. Птицы и дворники – это, как два звонка в театре. Я вижу, как в окнах школьники склонили головы над тетрадками, как стайки студенток спешат на остановку маршрутного транспорта; слышу, как важные дяди хлопают дверцами своих важных машин и старушки-пенсионерки шаркают мимо них в сторону гастронома. Третий звонок – колокольный перезвон Смоленского собора, и спектакль – трудовой день – начался.
И все же больше всего мне нравится смотреть на храм вечером. В это время суток, осиянный подсветкой, он становится похож на загадочный дворец из восточной сказки. Озаряется позолота куполов, меркнущий негатив вечернего неба проявляет блики первых звезд, перебирают лапами-ветками пока еще непривычные для нас растения, которые поселились вокруг… Кажется, здесь замирает время. Вот-вот пройдет мимо ночной сторож со своей колотушкой: «В Багдаде все спокойно-о…».
Но неподалеку шумит вокзал, он не дает забыть о настоящем. Вокзал – это пульс моего города. «С третьего пути отправляется… На второй путь узкой платформы прибывает… И я знаю – мой город жив, он дышит, он многим нужен, к нему отовсюду спешат.
В моем возрасте развлечений осталось немного, поэтому я сам, как могу, развлекаю себя: прислушиваюсь к названиям родных городов, доносящихся с вокзала; читаю потом о многих из них в газетах, забытых прохожими на лавочке. Я вижу другие города на экранах телевизоров, подсматривая вечером в неплотно зашторенные окна соседних домов. И маленькие это города или большие, расположены они в экзотических или суровых краях – я не нахожу их более привлекательными, чем мой город.
Я люблю созерцать его весь, целиком, с высоты своего роста. Белый и зеленый – вот цвета моего города. Деревья, утопающие в белизне домов – это новые, высотные микрорайоны. Дома, утопающие в зелени деревьев – это улица, на которой я живу. И я, старый тополь, рад, что являюсь частицей улицы своего города.
Я живу здесь много лет. Тополя, росшие по соседству, давно спилили, их место заняли каштаны. Они то гордо тянут к небу розовые свечки своих соцветий, то роняют на ухоженные тротуары свои колючие, похожие на зеленых ежей, плоды; и проносящиеся мимо взлохмаченные пацаны, грохоча своими роликами по аккуратно ухоженной плитке, иногда замедляют свой бег, чтобы подобрать их. А с моими опадающими листьями играют резвые коты, их разносит ветер, выметают дворники… Клочок земли, на котором я росту, не обкладывают плиткой вплоть до самого ствола, и меня почему-то тоже не трогают, хотя я стар, согбен и сед. Я горячо люблю эту землю. Не будет ее – и не будет меня. И в благодарность за каждый прожитый день я низко кланяюсь ей. С каждым днем все ниже и ниже.