Язык и до Киева доведет

Алексей Смирновъ
Летом 1980 года мне повезло с московской олимпиадой. Я к тому времени успел выучить сербско-хорватский язык и поработать гидом-переводчиком с группами туристов из Югославии в бюро туризма "Спутник".

В Москве меня прикрепили к группе югославских гандболистов-ветеранов из города Мостар. С ними я хорошенько поколесил по Москве, побывал на открытии, на многих матчах гандбольного турнира, посмотрел легкую атлетику и матчи баскетболистов.

У одного из моих туристов был брат. Он тоже был гандболистом, но приехал в Москву в составе швейцарской делегации, так как был тренером национальной женской гандбольной сборной этой страны.

И вот этому моему подопечному ну просто приспичило повидаться с братом, и он насел на меня с просьбой устроить им встречу.


Я, не долго думая, сел за телефон на проходной нашей гостиницы и набрал 09. Телефон Олимпийской деревни мне выдали молниеносно. Разговор же с девушкой из Олимпийской деревни был более продолжительным. Телефон швейцарской делегации она мне отчеканила не менее быстро, но задумалась, когда я спросил, на каком языке мне придется общаться...

- Вам там скажут, - в конце концов, нашла выход она и положила трубку.

Я так и подумал, что в каждой резиденции страны у телефона сидит наш переводчик, так что проблем с немецким, которого я не знал, произойти не могло... Поэтому услышав в трубке усталое "Я", я живо представил себе замученного обилием телефонных звонков и переводов нашего согражданина, даже посочувствовал ему внутренне и затараторил: "Здравствуйте, у меня тут такая проблема, в моей группе находится брат тренера вашей сборной по гандболу..."

- Нихт ферштейн, - уже куда более уверенно прозвучал голос собеседника в трубке...

И я вдруг сооборазил, что никаких переводчиков там нет, что "Я" - это немецкое "да" и что мне теперь придется-таки объясняться по телефону языком жестов...

Видимо, радостное возбуждение на моем лице оплыло и оплыло так сильно, что сидящий рядом брат тренера очень сильно забеспокоился, а туповатая улыбка милиционера, предоставившего мне возможность позвонить, стала еще тупее...

Молчание в трубке затягивалось, и первую попытку нарушить его сделал мой невидимый собеседник.

- Ду ю спик инглиш? - робко спросил он.

И тут меня вдруг озарило!!! Я же второй год изучаю в университете французский, а в Швейцарии французский - один из государственных языков. Значит, я сейчас буду вести беседу по-французски!

- Je parle francais! - радостно подскочил на стуле я и продолжил свою речь на другом языке, немало удивив таким переходом сидящих рядом туриста с милиционером...

По-французски я хорошо знал темы "Великая Октябрьская социалистическая революция", "Ленин", "СССР", "Киев" и "О себе"... Это была не моя вина. Любой усеченный курс иностранного языка на этих темах и останавливался. Советскому человеку не стоило знать больше...

Тем не менее, с горем пополам я объяснил швейцарцу, что сидящий рядом гражданин Югославии хочет видеть своего брата.

Мой собеседник меня понял! Более того, он начал отвечать. Правда слишком быстро... Хотя в этом многословном потоке мой слух выделил au circus и plus tard, из чего я понял, что искомый нами тренер сейчас посещает цирк и будет в резиденции позже.

Опять же с трудом, путая от волнения времена и судорожно извлекая из закоулков памяти нужные слова, я попросил передать ему, чтобы тот позвонил нам в отель, как только вернется из цирка.

Швейцарец попросил номер телефона. И вот тут я впервые в жизни узнал, что в разных странах номера телефонов произносятся по-разному...

Я привычно сгруппировал наши цифры и продиктовал это по-французски... Швейцарец не понял... Я попробовал произнести цифры по одной, но и тут он попросил продиктовать как-то иначе...

И тут меня осенило во второй раз! Я вспомнил, что знаю немецкие цифры от 1 до 10. И тут же весело продиктовал их в трубку. Лицо милиционера напротив не выдержало третьего языка и совсем устало что-либо понимать. А в глазах югослава появился легкий ужас. Он-то видел все смены эмоций на моей физиономии. А тут я чеканил цвай-фюр-нойн-нойн-фюнф и радостно при этом улыбался...

Швейцарец меня понял... Далее он говорил по-немецки, но я уже понимал, что он обязательно передаст это тренеру...

- Данке шен, - улыбнулся он на той стороне.

- Па де куа, - улыбнулся я в ответ.

И мы после этого с минуту хохотали каждый в свою трубку...

На этом история не кончилась. Следующим утром меня вызвали в комнату, где сидели чекисты (а такие комнаты были в каждом отеле и общежитии на олимпиаде), и они сделали мне довольно серьезный втык за несанкционированный звонок представителям капиталистического лагеря.

Так для меня закончилась московская олимпиада, и я не совсем по своей воле вернулся в Киев.

Так что известная поговорка, в какой-то мере, коснулась и меня. Только довели меня до Киева три языка - сербский, французский и немецкий...