И мне мнится, что эта весна сидит на твоем пороге,
Как вдова, как несчастная женщина в черном,
Пахнет кофе с корицей и яблоком запеченным,
Хочет лбом так уютно уткнуться в твое плечо, но
От отчаянья чаще кидается тебе в ноги.
Потому вот так долго было холодно, было мрачно,
Что ей всякие мысли ненужные в голову лезли
(ну еще бы, рыдать вечерами в твоем подъезде,
И мечтать, как бы здорово было на свете, если…),
А на сердце от мыслей этих скребет наждачно.
Она в приступе злости хватает себя за запястья,
Оставляя очередной на них отпечаток,
Потому-то никто не видел ее без перчаток;
Она силится вжаться в строку одной из опечаток,
Чтобы хоть ненадолго тебе на глаза попасться.
И мне чудится, солнце – всего лишь ручной фонарик,
И ты им освещаешь в городе нашем улицы,
Заставляя прохожих от яркости света щуриться,
Мяться, комкаться, скрючиваться, сутулиться
И черстветь, как забытый на полке давно сухарик,
Что ты жжешь этим светом софитным кварталы целые,
Оголяя людишкам плечи и ноги тоже,
Словно хрящик, огнями деревьям всё ветки гложешь,
А по вечеру день усталой рукой итожишь,
Нажимая на кнопку off, выключая свои прицелы.
И мне кажется, что как только ты опускаешь веки,
Ночь спадает на пол шифоновым черным платьем,
Сны ползут по домам невидимой сильной ратью
Принося людям правду /серьезно, с чего б им врать нам?!/
И вплетают свои ручейки в наших мыслей реки.
Я ложусь в ту же позу, как в юности повелось,
Обнимаю подушку, и плюшевого медведя,
Там, за стенкой, по-прежнему бьют молотком соседи,
Но я все-таки засыпаю, немного бредя,
И мне снится, что ты большая земная ось.