май вышел на поля в наряде новизны -
широкие штаны, цветочная рубаха,
о дети холодов, монеты без казны,
созданья городов исполненные страха.
пора равняться вам с веселою травой,
пора вбирать душой свечение и ласки,
и в царский цвет зимы - прекрасно-голубой
добавить простоту и лубяные краски.
и пробовать себя на поприще надежд,
и требовать любви у вечного прилавка,
вплетая фразы дня как косвенный падеж
в сумбурный монолог, где каждая приставка
и над, и под, и по - что почка на ветвях
взрывается, поет, залив эфир сиропом,
и, выбив бледный чек, влюбляться второпях,
и мчаться по следам безудержным галопом.
зачем? за кем? куда? в какие города?
уже цветет сирень восторженной расцветкой -
на круглую печать накапала вода,
расторгнут договор с раздумьем и разведкой.
не думать, не гадать, не проводить расчет,
костяшки строгих счет в побеге с нотным станом,
о дети января, вам яркое идет,
вставайте в ряд один с пылающим каштаном.
уюта храбрецы, не бойтесь и сейчас,
насквозь проела моль пуховую привычку,
незримый объектив нацелился на нас,
и щелкает в душе, и вылетает птичка.
она летит в поля, где бродит пьяный май,
он страхом нашим пьян, ребята-папы-мамы,
настроен объектив, ну, господи, снимай!
в семейный свой альбом - любимый снимок самый.