Я видел ножки в узких сандалетах
с подошвой, стёртой до скольженья…
Ты улыбалась солнечному свету,
кружась и падая от головокруженья,
наверное… Я напишу о том картину,
проснувшись ото сна обыкновенным,
и серые английские раздвину
портьеры и в окне увижу стены,
окрашенные в серый. Иней спрячет
скопившиеся за ночь страхи улиц…
Я загляну в пустой почтовый ящик
и удивлюсь, как в нём бока вогнулись
от голода. И ревности цикады
сквозь гул окаменелости асфальтной,
сквозь резкие сигналы автострады
забьют в меня победное пенальти
прозрения. Я вымолю прощенье,
быть может, у небес, что так не сложно…
И будет тусклое электроосвещенье
мерцать в ответ и гаснуть осторожно
и долго… Это всё не возвратится
ни вдруг, ни по наитию. Не к стати
открыл окно я. Вылетела птица
и плоскостью своей в координате
небрежно рассекла пустую сферу
заката… Я же больше не раздвину
над тем окном английские портьеры
ни до конца, ни лишь на половину,
и выживу, наверное… Возможно,
в каком-то сне, тебе принадлежащем,
я буду лёгким вафельным пирожным
в твоей руке… Меня не будет слаще…