О собаке надо сказать отдельно. Машин пудель попал под машину, и он вошёл как раз в тот момент, когда она проливала в память о пуделе горькие слёзы. У него, оказывается, тоже была собака, только другой породы. Она была старенькая, к тому же, ему некогда было ею заниматься (бизнес!), поэтому он предложил Маше взять собаку себе. Она подумала-подумала, решила, что его собака хотя бы приучена к месту и знает команды, не то, что новый безмозглый щенок, и забрала её.
Собака стала Машиной не тогда, когда Маша отдала ему символические десять рублей, и не тогда, когда поднявшись в лифте, зашла в Машину новую квартиру и поселилась в ней, перевалявшись на всех диванах и кроватях и заполнив всё вокруг своей шерстью и слюнями.
Сначала они просто сосуществовали вместе, правда, сосуществовали довольно мирно.
Машу устраивало то, что у неё был кто-то, о ком она могла заботиться, а собаку, похоже, устраивало то, что её исправно кормили и выводили на прогулку. Она понимала Машу с полуслова, с полудвижения и исполняла всё, что от неё требовалось. Маша смеялась и говорила, что с такой собакой надо разговаривать исключительно на английском языке. Она заметила, что собака не очень уверенно подходит к тарелке с едой и поняла, что та привыкла к определённой команде. Маша попробовала пригласить собаку к трапезе по-английски: «Please!» К удивлению Маши, собака быстро подошла и начала есть. С тех пор её звали «к столу» только на английском наречии.
Она была очень интеллигентной и в воспитании не уступала бывшему хозяину. Она и внешне была на него похожа. Его смуглая кожа и её тёмная шерсть. Его волнистые волосы и её кучеряшки на длинных ушах. Большие, влажные, карие глаза у обоих.
Но однажды незнакомая женщина, засмотревшись на собаку, сказала:
-Какая красивая!
И добавила:
-Как Вы с ней похожи! Особенно глазами…
Машины брови удивлённо полезли вверх. Ну ладно, обе красивые, принимается. Но глаза-то у Маши голубые, небесные… В них часто засматриваются. Так и говорят: «Небесной голубизны глаза!» У собаки – его глаза. Но раз со стороны они стали похожи, то собака, наверное, уже стала Машиной. Маша не знала, когда она пропустила этот момент.
Может, когда собака стала встречать Машу с работы не просто суетливой вознёй, а вставала на задние лапы и обнимала Машину протянутую руку передними.
Или когда она заболела и, грустно взглянув на Машу, бессильно легла ей на ноги. И болезнь, в общем-то, была не очень серьёзной, но в какой-то момент, когда Маше показалось, что собака умирает, она бросилась звонить ему. Потом спохватилась – он-то теперь причём? Да и любой Машин звонок ему будет теперь двусмысленным. Он взглянет на экран телефона и поймёт, кто был этот нахальный абонент, скрывающийся за неизвестным ему до сих пор номером.
Она растерянно гладила тёплый собачий живот и что-то шептала, а собака, замерев, слушала и влага её глаз вдруг собралась в одну капельку и выкатилась наружу… Наутро собаке стало легче. Потом она выздоровела.
Если на прогулке собака выпускала Машу из виду, у неё начиналась паника; она бегала, искала вокруг глазами, и вдруг, столкнувшись с Машей взглядом, впадала в нирвану и спокойно и умиротворённо продолжала заниматься своими собачьими делами.
Сначала Маша думала, что собака трусливая, но потом поняла – и здесь: интеллигентность и воспитание. Приблудные собаки с соседней стройки налетали на неё стаей и облаивали бешеным лаем. Маша стояла рядом, готовая вот-вот вмешаться, но собака спокойно и молча обводила своими большими, влажными глазами презренных тварей и они, вдруг затихнув и понуро поджав хвосты, разбегались в разные стороны, а она шла дальше…
Маша поняла, собака – как он, выше той возни, которая происходит вокруг. Она, как и он, не желает её замечать и ввязываться в неё, а просто идёт дальше. И наблюдать за ней также интересно, как и за ним… Его собака стала Машиной собакой.