Медвытрезвитель
Ко мне в гости сегодня по-пьянке
Звездолёт марсиан залетал.
Да он разве ж примчит по-трезвянке?
Клянусь! Я их даже не звал.
Марсианский патруль всё пытался
Зазвать меня с ними в корабль,
Ну, а я вежливо так отказался:
Мол, чего мне трястись в тую даль?
Чего я на Марсе не видел?
Мне вообще-то и здесь хорошо,
Но я чем-то гостей, знать, обидел,
Что не вняли они всё равно.
Волокут к своему звездолёту,
Что б немедленно справиться в путь,
Ну, а я не готов был к полёту:
Мне бы выпить ещё хоть чуть-чуть.
Но то ли глухие пришельцы,
То ли слышать меня не хотят:
Молча тащат с собой иноверцы,
Как кошка, за шквАрник, котят.
Я им говорю: «Отпустите!!!
Не хочу никуда я лететь!».
А они мне в ответ: «Заходите!», –
Открывая какую-то клеть.
Смотрю, – там сосед мой, Павлуха,
В тельняшке разорванной спит,
А с ним почтальон наш, Петруха,
Под нос себе, что-то бурчит.
Заметно помятый в сраженье,
С верхней разбитой губой,
Взглянул на меня в сожаленье:
Мол, проходи, Вань, не стой!
Но упёрся я в дверцу из стали,
Ой, нет на вас, гадах, креста!
А мне сразу мой путь указали
Пинком, чуть пониже крестца.
И тут же в карьер стартовали,
Оторвавшись, видать, от Земли,
А мы с Петькой вдвоём тосковали,
Трезвёхоньки оба, почти.
Иногда он орал благим матом
И крыл марсиан почём зря,
Чтоб дали проститься со сватом,
Хоть тот уж уехал с утра.
В остальном же всё было спокойно,
И полёт шёл своим чередом,
А мы с Петькой пытались нестройно
Непослушным запеть языком.
Про Разина Сеньку на море
И про синий какой-то вагон,
О Чебурашке, что с Геною в ссоре,
Но веки, вдруг, смежил нам сон.
Мне снилось футбольное поле,
Что я в телевизоре зрю,
И, что с Пашкою вместе на воле,
Встречаю на речке зарю.
А Петруха костёр раздувает,
К закуске, варгАня уху,
Да водка в ручье остывает,
И режет Пашка уже колбасу.
А клёв был, как раз – загляденье,
Я, ей Бог, даже пить не хотел,
А Пашка мне так, в удивленье:
«Ты что, Вань, совсем очумел?!
Ведь ты ж на рыбалку приехал,
А не плотву с карасями ловить!
За сто километров, что ехал, –
Можно рыбы в лабазе купить.
Ты, что ли нерусский, Ванюха?
Я что-то никак не пойму!
Давай-ка скорее, братуха,
Двигай поближе к костру!».
Общаемся тесно с природой,
Подавляя зов предков своих,
И любуясь прекрасной погодой
Под водку, и спирт на троих.
Ещё мне приснились просторы
Различных космических рас,
А мы курсируем их коридоры,
Пролетая созвездье Пегас.
И встречаются нам марсиане,
И я встрече несказанно рад,
И будто гостит в ихнем стане
Весь землянский наш триумвират.
И, что, будто простые ребята,
Оказались они, как и мы,
Только водка у них слабовата,
И гонят её из листвы.
А течёт она прямо из крана:
Открываешь и пей – не хочу!
И всё там у них без обмана,
И я кран постоянно кручу.
А пиво по вкусу, как наше,
И самогон, так сказать, – ничего.
Я об этом сказал ещё Паше,
И он подтвердил, мол, того.
И попросил у них даже рецептик,
Как её из воды перегнать,
Но какой-то марсианский их скептик
Отказался секрет выдавать.
Дескать, секрет тот не ихний,
А технология с мега-звезды,
И старый шаман, дядя Лихний,
Лучше скажет, как гнать из травы.
А потом мы горланили песни
И побились, чтоб дружбу скрепить,
И, коль Русь не любили б мы если,
То на Марсе остались бы жить.
Петька играл на гармошке,
А шаман «гопака» отплясал,
А марсианскому парню, Антошке,
Я землянский свой адрес писал.
«Прилетайте к нам всем экипажем!
Попаримся в баньке, гульнём,
И, оставшись довольны куражем,
На Альфацентавру рванём!».
А Пашка, тоскуя по морю,
Кричал, утираясь слезой:
«Всё пропью, а флот не опозорю!»,
И бил в грудь себя правой рукой.
«А я иду, шагаю по Москве!..», –
Звучал Петькин густой баритон,
И, словно был он уже на Земле,
Петьке вторил шаман в унисон.
Но сон мой исчез, канул в Лету,
И реальность вступила в права,
А межпланетную нашу карету
ТормознУли, вдруг, как скакуна.
На выход нам пОдали трАнцы,
То бишь схОдни из пАры досОк,
И повели нас по ним марсианцы,
Взяв каждого под локоток.
Ведут меня с Петькой куда-то,
А на плечи я Пашку взгрузил,
И, кАжись, я был тут когда-то,
И, вроде, как здесь проходил.
Но не друг мой лежал на закорках,
А Пашка в тот раз меня нёс,
И в этих ущербных задворках
Аж всё так знакомо до слёз.
Только третьим не Петя, а Борька
Был, кажется, с нами тогда,
А, может, приятель наш, Колька,
С соседнего с нами двора.
Всё то же, с решёткой, оконце,
И та же железная дверь,
И тусклый фонарь, а не солнце,
Мне путь освещал мой теперь.
Узкий такой коридорчик,
Где шествует весь наш эскорт,
И, словно в ушах колокольчик,
Звенит, как последний аккорд.
Прощай, моя Русь-горемыка
И землянский наш шар голубой!
Наше трио не вяжет хоть лыка,
Но всегда мы душою с тобой.
Мозжечок напрягаю, но тщетно,
Не вспомнить никак, – хоть убей:
Всё ж был или нЕбыл конкретно
У тех самых железных дверей?..
Наплывает всё, как-то обрывком,
Как будто туман пеленой,
И сейчас даже кажется слишком
Интерьер весь знакомый такой.
Но всё ж бы я вспомнил, наверно,
Да барьер времени прошлое стёр,
Да ещё подошёл к нам манерно
В фуражке с кокардой майор.
«Ну, что, Вань, никак дорезвился?»,–
По-русски мне задал вопрос,
И я сильно тому удивился,
И по коже продрал, вдруг, мороз.
Да, откуда ж он, гад, меня знает,
Этот чуждый Земле элемент?
И чего, паразит, всё пытает?
Ах, космический ты экскримент!
Я бы вдарил ему между зенок,
Да, жаль, Пашка висел на плечах,
И дрожь пошла ниже коленок,
И зарябило от груза в глазах.
А змей-искуситель шептал мне,
Мол, скинул бы Пашку, да бил!
Ну, нацелил я, прям по скуле,
Да, и вмазал, как бес попросил.
Но ему-то чего? Он далече
И остался совсем не удел,
А меня, вдруг, схватили за плечи,
И мой хребет, как тамтАм загудел.
Жалко, зеркала не было рядом,
А то б на себя посмотрел!
Ведь то было, наверно, обрядом,
И дубасили, кто как хотел.
Ох, сберёг бы я лучше амбиции
И не слушал бы чёртов совет,
Но им бы практику нашей милиции,
Я невзвидел бы весь белый свет.
Но всё же весьма виртуозно
Лупили, как только могли,
Месили весьма скрупулёзно
Троих астронавтов Земли.
В ажиотаже досталось и Пашке
Гостеприимства пришельцев вкусить,
Когда он лежачий, в тельняшке,
Пытался чей-то каблук укусить.
Кстати, били они аккуратно,
Не как там у нас на Земле,
И каждый старался приватно
Оставить свой след на лице.
Но, ей Богу вот, был бы я гадом,
Ниже пояса, – что ты, – ни-ни!
Хоть удары и сыпались градом,
А под пах бить они не смогли.
И, смотрю, им понравилось даже
По разуму братьев учить
И, выбив немножечко блажи,
Что-то новое нам вколотить.
Но всегда неожиданно, как-то,
Всему благу приходит конец,
И, выказав этику такта,
Дали нам отдохнуть, наконец.
Усвоив познания мира
И цивилизаций космических рас,
Мы, так сказать, прямо да с пира,
Попали к обедне как раз.
Добавив ещё пару гласных,
Как будто к зарплате аванс,
Загрузили троих несогласных
В белый, с крестом, дилижанс.
Просвещённых и духом, и телом,
В балахон обрядили гуртОм,
И, так невзначай, между делом,
Рукава нам связали узлом.
«Наверно, последний писк моды»,–
Подумали мы все втроём,
И, засмеявшись, я крикнул: «Уроды!»,–
Абсолютно тверёзый причём.
И вновь мы летим по-трезвянке,
Но клянусь, я пришельцев не звал!
Это, видимо, просто по-пьянке,
К нам их звездолёт залетал.
12. 12. 06г