...нежный отблеск свечей отражается от полированного тела старенького фортепьяно и освещает Её портрет на стене, умело написанный неизвестным мне художником когда-то по случаю на Арбате. Этот портрет до сих пор волнует мою душу, когда в своих несбыточных грёзах я вспоминаю Её - Хрустальную Мечту моего детства.
Летняя ночная прохлада вкрадывается в комнату через приоткрытую балконную дверь и колышет тени на занавесках. Пахнет дождём и растопленным воском свечей. Мой бокал уже наполовину пуст, и сквозь ослепительно-прозрачный вермут я, любуясь, смотрю на Неё. Окутанная вьющимися клубами опьяняющего дурмана, словно прозрачными шелками, Она кружит по комнате в каком-то древнем языческом танце - тонка, нежна и грациозна. В душу тихо льются звуки ноктюрна Шопена и строки блоковской «Незнакомки»:
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука...
Да, Она настоящая Парижанка. Словно образ Незнакомки для Андре Моруа, Она со школьных лет стала для меня кем-то недостижимо-желанным. Безумным наваждением. Несбыточным волшебством.
Её длинные пальчики с нежной осторожностью держат ножку бокала, словно боясь причинить боль звенящему хрусталю. И в каждом движении, в каждом повороте головы, в каждом взгляде столько аристократического благородства и одновременно с этим дикой грации античной дриады, что захватывает дух...
Мы пьём и мило беседуем. Как странно - думаю я - что Она каждый день играет роль простой и наивной девочки, надевая маску беззаботности и веселья?! Какой нелепый грим для такого глубокого и тонкого Человека!
Я наслаждаюсь неторопливой и размеренной беседой с Ней. Но, слушая Её голос и любуясь Её грацией, я с тоскою думаю - почему же Она так одинока?!
Мужчины без ума от Её красоты. Но каждый раз, подступая к Ней словно могучие волны холодной ночной Арктики, они, разбиваясь об острые ледяные края глетчера Её безразличия, рассыпаются мелкими стеклянными брызгами. Почему? Ведь Она - само воплощение страсти!? Стоит лишь на минуту опустить занавес, скрывающий шумную толпу восторженных зрителей и, сняв маску, Она снова становится собой. Она снова горит пламенем желаний и обжигает своими колдовскими поцелуями чьи-то губы. Её прекрасное гибкое тело танцовщицы трепещет и гудит, как натянутая струна, от малейшего прикосновения чьих-то сильных рук. Волна чувственности захлёстывает всё её существо с ног до головы. И Она готова смиренно подчиняться наваждению, нестись по течению вспыхнувших желаний своей души, настойчиво требуя ответного огня.
А когда затихает буря неистовых наслаждений, Она говорит поразительные вещи. О том, как непостоянны люди в своих желаниях и отношениях; о том, как сложна и одновременно прекрасна Жизнь и о том, как Ей хочется воплотить свои мысли, чувства и стать счастливой. Как жаждет Она раскрыть себя, сделать что-то невозможное и подарить это Миру...
Но вот наступает утро... Солнце, словно театральная рампа, освещает сонный город, и Она вновь вынуждена играть придуманную для себя роль на старой заплёванной сцене под названием Реальность. Но всё это будет потом...
А пока мы сидим в вечернем сумраке, пьём мартини и разговариваем о чувственности. Вспоминаем любимые нами произведения литературы и живописи. И в моей голове кружатся строки величайшего эстета, Оскара Уайльда: «...случайное освещение предметов в комнате, тон утреннего неба, запах, когда-то любимый вами и навеявший смутные воспоминания, строка забытого стихотворения, которое снова встретилось вам в книге, музыкальная фраза из пьесы, которую вы давно уже не играли, - вот от каких мелочей зависит течение нашей жизни!..."
Иногда Она благосклонно позволяет мне как бы невзначай прикоснуться к горячим нежным рукам. Прикоснуться к Мечте! Быть наедине со своей Мечтой и знать, что Она не будет твоей НИКОГДА...