пролог
и тогда ты узнаешь, зачем ты здесь, зачем тебя Бог сюда пригласил
куда исчезла былая спесь, зачем взрезал эту жуткую синь
зубами, зачем из последних сил творил добро и вершил дела,
какая зараза тебя скосила, какая мать сюда привела
и километры трамвайных рельсов по всем этим весям и городам
найдут причину, которую выстоял, выплакал, пережил, исстрадал
как оправдание этим долгим, сквозь зубы вытерпленным годам
ты просто ждешь, когда разразится лето или обрушатся холода
и станут тихими, словно в келье, и просветленными, как стекло.
тогда ты узнаешь, зачем все это, и, может, подумаешь - пронесло
1.
когда его называют по имени, он закатывает глаза.
он перед сном считает слова, которые за день не смог сказать
он не здоровается, дышит в трубку, мотает волосы на карандаш
он много лет как не молод, зато, говорят, такой интересный типаж
он говорит - прости меня, Господи, я столько времени не грешу
вот раньше, помнится, пил и даже немного покуривал анашу
сейчас я вырос - читаю книги, пишу, практически не дыша
прости меня, Господи, образумившегося, бывшего мальчика-плохиша.
прости мне эти поблекшие взгляды, остатки стати, ума, души
Бог говорит ему - отдышись, и держит за руку - не спеши,
еще успеешь покаяться всласть за много лет, что тебе даны.
он холост, пуст, беспредметно грустен, к нему никогда не приходят сны
и денег вряд ли хватит на то, чтоб кое-как дотянуть до весны.
2.
она худа, звонка, тонкокостна, ей нравятся Джармуш и Тициан,
она под подушкой хранит дневник, внутри вынашивает океан
она звучит, словно город, сверкает, дерзит и скалится, как гепард
она живет у него под кожей, и он понимает, что - все, пропал
от этой челки, святой ухмылки, разреза глаз, разговора в нос
он засыпает лишь через раз, врачи все списывают на невроз,
какой-то там стресс, недостаток лекарств; он стал прозрачнее, чем алмаз,
и несчастливей, чем старый пес; ему пропишут какую-то мазь
и справят домой. мать, конечно, скажет, что это порча, а может, сглаз.
3.
они сидят, заглядевшись в кофе, зажаты в безмолвие, как в тиски
она откладывает сигарету и нервно поглаживает молескин
он слишком стар, у него проблемы и недовыбритые виски,
а у нее еще семинар и мама, скорее всего, не спит
он думает - может, ему жениться, растить детей, поглощать обед
он видит ее в подвенечном платье, она сквозь слезы дает обет,
скрепленный намертво; телевизор, две комнаты - меланхоличный рай
а лет через сорок скопить деньжонок, с какими не страшно и умирать
он полузадушен, распотрошен, он смотрит в глаза ее, как щенок,
он словно спит которую вечность, и долгое море дремлет у ног
она прощается быстрым голосом; кончается свет, настает темнота.
он переходит улицу вброд, проводит целую ночь у моста
и, кажется, знает, что надо делать, чтоб все расставило по местам.
4.
его до сих пор ударяет током, когда он видит ее со спины.
он сед, покладист, он любит сына и верит, что дни его сочтены
он говорит - прости меня, Господи, я столько времени не любил
я пробовал, Господи, я старался, но никаких человеческих сил
не хватит на годы пустынной жажды, на век обреченного мертвого сна
я и сейчас словно камень, я весь одна похоронная белизна
и если внутри еще что-то бьется - я знаю, Господи, это она
мне надоело дышать, метаться, мне надоел этот вечный бег
Бог смотрит ласково и молчит, когда забирает его к себе.