Представь, чувак, абсолютно идиотскую ситуацию. Ты идешь по городу, неожиданно видишь свое отражение в витрине цветочного магазина. Заходишь и заказываешь шикарный букет. Ну, короче, крыша у тебя вдруг поехала, вроде бы ни с того, ни с сего.
И ты вдруг понимаешь, что хотел это сделать давно, но тебе что-то или кто-то все время мешал. Затем заходишь в соседний кондитерский магазин. Берешь какие-то офигенные конфеты в коробке, потом, в другом, покупаешь шампанское, там еще что-то, типа, сыр, маслины. И вот со всем этим «скарбом» ловишь тачку и неожиданно выпаливаешь ее адрес, который, похоже, застрял у тебя в башке навсегда.
Таксист смотрит на тебя понимающе, с улыбкой, и говорит:
- Что, приперло, браток?
И смеется, глядя на тебя в свое зеркало.
Вы едете через весь город. И тебе абсолютно до лампочки, что там за окном, какой день и год. У тебя одно желание – поскорей увидеть ее, эту девчонку, которая не дает тебе покоя уже столько лет. Казалось, пора бы и забыть. Ну, и что, что в школе вместе учились и на выпускном целовались как сумасшедшие. Подумаешь! Сам знаешь, сколько их у меня было, этих девчонок.
Но, похоже, меня заклинило на этой пигалице из соседнего класса. Вокруг были девчонки как девчонки, при всех делах, вполне доступные. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы паcсовали по пятницам и собирались всей кампашкой у рыжей Талки, с мушкой над верхней губой. Папашка ее был, типа, министром или зам. министра. По пятницам мамаша ее с работницей на дачу отбывали, и хата была в ее распоряжении.
Ох, и весело было! Все по парам по комнатам разбредались. Квартира была огромная, шикарная. Мне, почему-то доставалась чаще всего эта тощая Зинка, с длинными волосатыми ногами. Знаешь, если честно, я не очень переживал. Девчонка в этом деле знала толк! Если бы не она, я бы очень много не узнал в том возрасте. И где она всем этим штучкам научилась?
Несколько раз, мне, правда, доставалась хозяйка квартиры. Ух, скажу тебе! Вот она была, что надо, настоящая бомба – груди такие круглые, тяжелые, но не отвисали, а торчали курносыми сосками торчком. Ягодицы плотные, как атласом, обтянутые нежной кожей со светлыми волосиками, которые ершились под рукой. И, чувак, с ней было так хорошо, что уже не хотелось никого другого пробовать. Но, понимаешь, условия «игры» – "долго не задерживаться на одной". Девчонки сами такие условия поставили….
А вот эта малая никогда с нами не «играла». Во-первых, она была из другого класса. Там все были какие-то зануды, зубрилки. Во-вторых, я бы даже не смог к ней подойти тогда и пригласить. Наши бы не позволили, да и я не представляю, чтобы она могла заняться с нами этим делом. Что-то в ней было такое, что не допускало и мысли об этом.
А по ночам мне снилась она вместо той длинноногой или Талки, тоже при всех делах и с такой круглой попкой. Я просыпался весь в поту и готов был трахать всех подряд. Но никого не было под рукой. Оставалось пойти в ванную дрочить или принять душ. Мама сердилась, что бужу ее по ночам льющейся водой, а батя смеялся утром:
- Что, приспичило?
И вот этот водила тоже лыбился и поглядывал на меня в зеркало, когда мы ехали к ней….
Но, знаешь, когда я видел ее, то вообще язык к небу присыхал, я начинал заикаться, краснел. Черт, я никогда не боялся девчонок. Я мог в один день назначить свидания сразу трем-четырем, а потом выбирал, с какой мне бы хотелось больше трахаться. Но ее я боялся тронуть пальцем.
Помню, она впервые неожиданно пригласила меня к себе домой. Я шел и, поверишь, боялся, что мы будем дома одни. Но дома оказались бабушка и дед, веселые такие. Угощали меня. Чай пили с пирожными. Я таких вкусных эклеров не ел нигде. Потом мы пошли к ней в комнату. Она мне свои фотки детские показывала, книжки любимые. А мне становилось все жарче. Уши горели ярким пламенем, я начал заикаться. Я давно уже не заикаюсь. Но тогда, еще в школе, это был какой-то бич. Если девчонка идет сама в руки, никакого страха, никакого заикания. А с этой вечно как придурок какой-то – весь красный, руки потные, и заикаюсь как больной какой-то….
Ну, короче, не выдержал я и поцеловал ее в щеку, смазал, можно сказать по щеке, как слюнтяй или сопляк какой. Как будто девчонку не целовал никогда! И, представляешь, она вдруг положила руки мне на плечи и прижалась ко мне всем телом.
Знаешь, чувак, я обалдел. Чувствую, весь дрожу, член вот-вот из брюк выскочит. А она смотрит на меня и тихо говорит:
- Я так давно ждала, что ты меня поцелуешь. Я думала, ты Талку любишь. Она мне все рассказала.
- Все-все? – в шоке спрашиваю я.
- Ага. Она хотела меня тоже пригласить как-то к себе. Но, знаешь, я думаю, это нехорошо, вот так. Я так смогу только с тем, кого буду сильно любить. И он меня.
И смотрит мне в глаза.
А я чувствую ее твердые малюсенькие грудки у себя на груди, и соски как горошинки уперлись в меня. И понимаю, что сейчас кончу.
Я вдруг отскочил от нее и спросил:
- Где тут у вас туалет? Извини, мне очень надо.
- Справа у входа в кухню, - сказала она и рассмеялась. – Все нормально. А я после тебя.
И, смеясь, открыла дверь свой комнаты.
Я вылетел стрелой и едва успел закрыть за собой дверь туалета….
Потом мы вышли погулять. Бабка с дедом, по-моему, что-то заподозрили. Но она вышла к ним, что-то тихонько сказала, поцеловала бабку в щеку, чмокнула деда и сказала:
- Я не на долго. Юре надо скоро домой. Я его провожу. Хочу пройтись немного.
Потом мы стали видеться чаще, но все где-то, не у нее дома. А к Талке ее, слава богу, не звали. Я бы умер там, если бы она оказалась среди этих шалав. Пусть и ненастоящих, но форы могли дать хоть кому, сам знаешь. А ей и, правда, не место было там….
Ты знаешь, на выпускном, когда нас везли в тот санаторий, мы с ней оказались рядом в автобусе. Я положил ей руку на плечи и мы прохохотали почти всю дорогу. Я не мог понять, почему она все время обращалась ко мне «Асисяй» и смеялась. Я боялся, что это из-за моего заикания. Потом набрался смелости и спросил.
- А кто такой Асисяй?
А она прыснула и говорит так с удивлением:
- Ты что, не смотрел Полунина? Не знаешь его Асисяя?
Я понятия не имел, кто такой Полунин и его Асисяй. Только потом, через несколько лет увидел его по телеку. Помнишь, это его "Любов, любов"?... Вот тогда я все понял, что она имела в виду, когда называла меня "Асисяй". Грустно стало мне, что не знал, о чем она говорила. Балбес рос тот еще.
Не удивительно, что мы с тобой тогда сошлись, два дебила. Не обижайся, я сам такой же был. Да, что тебе рассказывать, сам помнишь все наши похождения и выходки. Как тогда не загремели в тюрягу, сам удивляюсь. Вон, сколько наших пропало тогда ни за что!
Так вот, ехали мы в тот санаторий на празднование окончания школы. Нет, предки вообще ни о чем не думали. Послать нас в санаторий все равно, что бросить щуку в реку!
Я сидел всю дорогу с ней в обнимку. От нее пахло как-то по-особенному. Еле-еле уловимый запах каких-то духов, а волосы пахли ветром и пшеницей, как мне тогда казалось. Талка и остальные девчонки здорово злились на меня. Что-то там язвили за спиной и хором хохотали. А мне было по фигу. Она, похоже, вообще не слыхала их трескотни и чуши, что они несли. Уже почти перед самым санаторием я вдруг неожиданно для себя наклонился к ней и поцеловал в губы.
Чувак, даю тебе самое честное слово, ничего подобного ни до, ни после я не испытывал. Об этом писать бессмысленно. Это надо пережить и ощутить. Но я все таки попробую.
Представь себе, ты идешь вдоль глубокого озера, солнце жаркое палит, и ты вдруг падаешь на песок и припадаешь губами к воде. Ты уперся ладонями во влажный песок и пьешь, пьешь прохладную воду, не эту, из-под крана, пахнущую хлоркой, а какую-то живую прохладу. И легкий бриз шевелит твои волосы. И у тебя нет сил оторваться от этой ароматной свежести.
Я засунул руку ей под юбку, нащупал сперва пупок, потом оттянул резинку трусиков и скользнул вниз. То, что оказалось под ладонью, было шелковисто-мягким, теплым и почему-то безумно родным. И в эту майскую траву-мураву закатилась фасолинка…. Она с испугом посмотрела мне в глаза, но немного раздвинула ноги.
Мы целовались, и моя рука лежала у нее между ног. Вдруг кто-то наклонился сзади и как рявкнет:
- А, вот вы чем тут занимаетесь!
Я обернулся. Это была длинноногая Зинка. Она корчила рожи и рычала, изображая из себя какое-то чудовище.
Я не дернулся и не убрал руки, но она сдвинула ноги. И отвернулась.
- Зинка, дура! – зашипел я. – Заткнись, а то получишь.
Но весь кайф был поломан.
Я не помню, что там было на этом празднике. Помню, вечером сидели у костра, пели какие-то туристские песни, которые я терпеть не могу. Она опять сидела рядом, гладила меня все время по щеке, по голове, по спине и твердила:
- Асисяй, Асисяй, не пропадай. Ладно?
И дался ей этот Асисяй! Меня это начало понемногу раздражать. Понимаешь, когда тебя называют каким-то идиотским именем, а ты при том не имеешь ни малейшего представления, что бы это означало, поневоле начнешь злиться.
А тут еще девчонки начали подначивать. Мол, ох, нашел себе невесту, и все такое. Я выпил, и меня немного понесло. Я вскочил и вдруг грубо так и громко говорю ей:
- Да надоела ты со своим Асисяем. Я пошел. Вон Талка грустит. Пойду повеселю ее. Руки соскучились.
Она вдруг резко вскочила, схватила свою сумочку и куда-то убежала. А мне было уже на все плевать и море по колено. Я уже шел, шатаясь как по палубе, к Талке. И та стояла, подбоченившись. Потом раскрыла объятия и говорит своим грудным голосом:
- Ба, кто к нам идет? Соскучились, никак, барин? А я тут сохну от тоски, - и тихо так добавляет. – Уже и трусики сняла….
Мне кровь ударила в голову. Я схватил ее за руку. Она вдруг зашипела:
- Больно, дурак. Иди ей руки выкручивай. Я девушка нежная.
Но я уже тянул ее в сторону от костра. И, похоже, никто не заметил, как мы исчезли из круга, освещенного пылающим огнищем….
Возвращались мы домой тем же автобусом. Зинка спала у меня на плече. Талка у кого-то еще. Все разобрались по парам: Толик со Светкой, Мишка с Людкой…. Похоже, мы вспомнили нашу пятничную «игру» и здорово ночью повеселились.
И сколько я не высматривал ее, так и не увидел ни утром в столовой, ни потом в автобусе. Позже, уже в городе, я узнал от кого-то, что она позвонила домой, за ней приехали и забрали.
Больше мы с ней не виделись, до самого моего возвращения из армии. Я еще до ухода пытался ей дозвониться, но все время получал ответ, что «Леночки нет дома». Видимо, так было наказано мне говорить.
Встретились мы с ней уже почти через три года. Я как раз вернулся домой и как-то шел по центру. Тоска была зеленая. Ребята многие исчезли с поля зрения; девчонки, кто выскочил замуж, кто стоял на углу в Варшаве, кто в Праге. Короче, каждый занялся тем делом, что лучше знал и какое было больше по душе.
Мы столкнулись с ней, что называется, нос к носу. Я шел, засунув руки в карманы куртки. Не люблю носить перчатки. Она спешила куда-то, с сумкой через плечо. Я случайно ее толкнул и зацепил сумку.
- Смотрите, куда идете! – раздраженно сказала она.
- Извините, сударыня, - сказал я язвительно и опешил.
Передо мной была Лена. Но совсем другая, хотя где-то неуловимо оставалась той же.
- Ой, Юра! – воскликнула она. – Это ты? Ты уже вернулся?
- Да. Вот вернулся. Уже две недели как. А это ты?
Представляешь, чувак, она выросла здорово и передо мной стояла довольно высокая стройная девушка с длинными пшеничными волосами. Ей здорово шло длинное черное пальто. В руках у нее был какой-то пакет. Она смотрелась клево: в ботиночках на невысоком каблуке, руки такие элегантные, в тонких кожаных перчатках оливкового цвета, и сумка такого же цвета висела через плечо. Ну, да тебе это по фигу, я знаю.
- Как дела? Где ты? Чем занимаешься? – спросил я.
-Дела хороши. Вот работаю уже. Институт заканчиваю скоро. Живу там же. Родители за границей работают. Бабушки и деда не стало. Год назад. Ушли один за другим, – с грустью сказала она. – А ты как? Какие у тебя планы?
- Пока никаких особенных. Надо осмотреться. Отец хочет, чтобы я по его линии пошел, финансовой. Подумаю, может и пойду.
- Юр, ты извини. Я спешу на работу. Телефон помнишь? Тот же. Звони. Удачи тебе, – сказала она с улыбкой.
И я понял, что зла у нее на меня нет. И еще я понял, что вот она стоит, моя судьба. И без нее мне никуда не деться.
Она протянула мне руку, сняв перчатку. И я почувствовал, как от ее пальцев к моим промчался разряд.
- Ой, – воскликнула она, – да ты электрический скатик!
И рассмеялась. И я увидел ее нежный розовый язык за рядом ровных белых зубов. И внутри все оборвалось.
- Я как-нибудь позвоню, – хриплым голосом проговорил я.
И пошел прочь, боясь проронить еще хоть одно слово, так как вдруг почувствовал, что начну заикаться. Черт, опять этот страх! Оказывается, он никуда не делся.
Ну, дальше ты почти все знаешь. Ей я так и не позвонил. Проваландался я, чуть не пропал с одной шалавой. Отец все-таки отыскал меня и всунул в этот финансово-экономический. И, ты знаешь, закончил я его, как ни странно, с отличием. Что-то в башке моей дурной щелкнуло. И начал работать с отцом. Считай, повезло мне с батей. Во всех отношениях.
Потом перешел на одно предприятие финансовым директором. И, представляешь, чуть не женился на рыжей Талке. Встретились как-то. Затащила к себе. Предки теперь ее живут за границей. Где-то на острове в Средиземном море.
Вспомнили старое. Несколько дней не вылезал из ее постели. Ха-ха! Знает в этом деле толк! Мне с ней было легко и весело. Никогда ничего не драматизировала. Но привычка к смене партнеров у нее осталась. Как-то я прихожу уже как к себе домой, а она дверь приоткрывает и говорит мне через цепочку, что, мол, время мое истекло и место занято.
Я чуть от злости дом не разнес. А она так спокойненько говорит:
- Ну, чего кипятиться? Помнишь, уговор наш? Долго не задерживаться на одной? Не грусти, твоя очередь опять когда-нибудь придет. А сейчас уходи. И не дури. Стрелять первым будет он. Понял?
Я отправился восвояси, несолоно хлебавши. Еле-еле пережил этот момент. Хотя сам прекрасно понимал, что с Талкой семьи не будет.
Пить начал после этого. И все ту свою пигалицу вспоминать. Но звонить ей не решался.
Опять отец меня вытащил, на сей раз из запоя. И опять я начал работать под его руководством. Сегодня это не так просто, как тебе может показаться, работать под руководством отца. Он три шкуры, бывает, снимает с меня, если что не так сделаю….
Но разговор сейчас не о том.
И вот, как я тебе писал выше, однажды все-таки «крышу сорвало». Чувствую, что больше не могу без нее….
Подъезжаем, значит, к ее дому. Помнишь, мы с тобой там как-то были. Старый такой, пятиэтажный. Выхожу, смотрю на знакомое парадное – дух перехватывает. Поднимаюсь на ее этаж, звоню. Слышу знакомый голос:
- Кто там?
- Лена! Я это, Юра.
- Юра? Ой, Юра! Сейчас, сейчас, минутку, открываю.
Открывает, значит, дверь и я вхожу, протягиваю ей букет и говорю:
- Это тебе, дорогая моя, – и хочу обнять.
И вдруг, чувак, с ужасом вижу, что из комнаты выходит парень, длинная такая жердь, чернявый, очкастый, полный мой антипод, и говорит:
- Киска, кто это к нам в гости пожаловал?
- Это мой школьный друг, – говорит она.
Но радости от встречи в ее голосе не слыхать.
- Что ж мы тут стоим? – восклицает она. – Проходи.
И мы идем в комнату. И я стараюсь всучить ей свои дары. Она берет их как-то неуверенно.
- Познакомься, – вдруг говорит. – Это Игорь, мой муж.
И кровь ударяет мне в голову, и я еле-еле сдерживаюсь, чтобы не накинуться на него с кулаками и не надавать по морде. Мне хочется схватить его за тощие его грудки и вытряхнуть из него все мозги, и колотить его до полусмерти…. Но я стою как вкопанный и не вижу его руки, протянутой ко мне.
Вдруг я резко поворачиваюсь на каблуках и бросаюсь к двери, с трудом открываю замок и выбегаю из квартиры, хлопнув дверью. Я лечу вниз по ступенькам, чуть не сбиваю с ног какого-то старика. Вылетаю как идиот из этого парадного и в сердцах бью по какому-то мячу, который оказывается у меня под ногами.
Мяч этот делает огромную дугу и летит куда-то через дорогу, во двор напротив. И мальчишки кричат мне:
- Вот это удар! Молодец, наш человек.
Я пытаюсь остановить какую-нибудь машину. Наконец останавливается такси, и я сажусь в него.
- Вам куда? – спрашивает водитель.
А я сижу и ничего не соображаю. В голове только ее адрес.
- Сейчас. Дайте вспомнить, – говорю я.
- Вам плохо? – спрашивает водитель.
- Мне? Не знаю, возможно. Сейчас, минутку.
И называю адрес Светки, танцовщицы. Помнишь, она все меня донимала своими приставаниями? Я давно не был у нее. Но не боялся, что там меня встретит какой-нибудь хмырь. Светка сказала, что будет ждать меня всегда….
Остальное малоинтересно. Поженились мы со Светкой очень скоро. Но детей у нас не было. Не могла она их иметь….
Где только не лечилась! Отец мой сделал все, чтобы внуков заиметь. Но все напрасно. Не всегда деньги помогают.
Все было у нас, дом, машины и у нее, и у меня…. Ездили, куда хотели. А радости не было. Светка становилась все замкнутей, все желчней. Я начал опять пить да по бабам ходить. Она все выслеживала. Скандалы бывали жуткие.
Однажды она меня поджидала под парадным одной моей очередной подруги. Машину я свою оставил за квартал, возле банка. Но она каким-то своим бабским чутьем вынюхала, где я могу быть. И, когда я вышел, встретила меня страшной бранью и набросилась на меня с кулаками.
И, представляешь, в этот момент смотрю, идет моя пигалица, мое солнце, радость моя! Идет, а с нею двойня, мальчик и девочка, лет по шесть каждому. И смотрят они с ужасом на меня, защищающегося от Светкиных ударов.
Я пробую ее остановить, и тут Лена подходит и говорит:
- Юра, здравствуй. Ребята, что тут у вас происходит? Прекратите. Дети на вас смотрят.
При слове «дети», Светка начинает реветь как ненормальная и набрасывается с кулаками на Лену. Дети в рев. Я пытаюсь сдержать совсем очумевшую Светку и умоляю Лену уйти, пообещав ей позвонить….
Еле-еле уняв Светку, отвожу ее к машине, и едем домой. Дома начинается все с начала. И я вызываю скорую. Я понимаю, что это истерика. Чувак, ты видел истерики, которые закатывают несчастные бабы? Это кошмар!
Скорая приезжает, приводят ее в чувство, и она засыпает….
И, в конце концов, я решаю уйти из этого дома. Я беру кое-какие документы. Потом звоню родным, чтобы приехали и присмотрели за ней. Я, мол, в командировку.
Я набираю Ленин телефон. Трубку берет Игорь. Но мне все равно. Я прошу ее к телефону, и он без слов передает ей трубку.
- Это я, – говорю я в трубку. – Я тебя люблю, больше всех на свете. И всегда любил. И лучше тебя у меня все равно никого не было. Прости меня за сегодняшнее. И прощай.
Я еще слышу ее голос: - Юра, Юра….
Но я кладу трубку. Сажусь и пишу тебе вот это мое письмо. Ты всегда был мне другом и, думаю, поймешь меня.
Окидываю последним взглядом место своего бессмысленного пребывания. И ухожу.
…Чувак, когда ты получишь это мое письмо, скорей всего, меня уже не будет в этом мире.
До встречи….
…Вечером в телевизионной программе новостей Лена смотрела в разделе «Происшествия» краткий обзор всего того, что за сутки произошло в городе, и вдруг увидела в дребезги разбитую машину, которая врезалась в опору освещения. Голос диктора сказал, что водитель погиб тут же на месте, видимо, не справившись с управлением, либо отказали тормоза. Крупным планом показали номер машины, на котором она прочла: АСИСЯЙ.