1.
Смотрится в воду, пялится в глубину
нежный уродец. Что ты там видишь, ну?!
Детскую смерть, обнажённую, как душа,
дрыгающую лапками лягушат.
Бронзовый мальчик, зелёный, как та трава,
что растекается плавно по склонам рва,
яркие пятна, неровные острова,
мальчик паршивый и нежный, как та трава.
2.
Кем же ты был, истративший свой ихор,
с трубкой латунной в паху? По твоей ноге
шествует муравьиная рать к реке,
сладкоголосый немой рыжеватый хор,
мелкие собиратели чепухи,
со-владельцы времени и трухи.
3.
Мимо тебя проходила она тогда,
ветреным днём, прозрачная, как вода,
голая, как Годива, в своём чехле –
так всё горело в ней, как огонь в стекле.
(Так на веранде ночью - ни зги – темно –
светится кожи белое полотно,
тоньше батиста, и льётся сирень в окно –
взять, удивившись, за шейку и придушить.
Думать, что нет, не вырвется, не сбежит.
Слушать, как падает в полную темноту
бледная кисть ароматной её души.
Вот она вздрагивает:
«Кто тут?..»)
4.
Жизнь, продолженная вот так –
смотришься в воду, эпохи печальный знак,
отрок без возраста, мученик во плоти –
в бронзе изъязвленной, с ямкой пустой в груди.
Стукнуть тебя, и поёшь, и гудишь своё
медленное – но краткое – забытьё.
5.
Недоказуемо время в твоих чертах,
словно оно не коснулось тебя ничем.
Ржавая бабочка высохнет на плече
и обратится в пыль, в невесомый прах.
Тропка исчезнет в пекле травы земной.
Вырастут крылья цветущие за спиной.
6.
Дай оступиться и дай отступить назад.
Время пещерное. Век – пожелай врагу.
Мальчик, растущий из смерти на берегу,
держит окаменевший свой виноград.
Пусть он изменит позу, уйдёт в леса,
пусть он закроет выпуклые глаза.
Он, безымянный, имени господин,
всеми оставленный, мёртвый, совсем один.