А если я заплачу? Никто не поверит… Слезам не верят. Говорят: утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть. Бедные мы: что-то с нами будет. Утром.
И утром ничего не меняется. Много тупости и суеты. Все стремятся к ускорению, жить опаздывают. Тупые углы населяют этот мир, где все делится пополам. где настоящее за скобками. И правды не извлечешь.
Вот и он думал свысока. Сам себе самый близкий и родной. Отвечал за спрос и показатели. Любил новшества и здоровый прогресс. Служил в конторе. Свой опыт всегда кому-то передавал, потому числился в неопытных.
Его называли человеком с постоянным адресом: хата с краю. Сидел за столом в уголочке, шуршал бумажками, пережевывал «Орбит». Всеми силами регулировал баланс. Освежал подпорченное вредными привычками дыхание. Пока искал свое место в жизни – временно кого-нибудь замещал.
Биологически кряхтел, убежденно вещал и мыслил формулами. Формулами мечтал. Природа не удивляла его. Листопад воспринимал, как «сокращение древесного листажа».
Когда нервничал, жарил семечки. Плевал в руку и через плечо, матерился. Почему-то к его лицу очень шли пощечины. Оно вообще походило на «витрину, где выставлены товары, которых нет в продаже». Пустое, незначительное.
Увлекался. Любил вкручивать лампочки. Стремился к свету. Цвет отрицал. Одевался во все серое. Думал, что утверждает стиль. Хотя со стилем у него были свои счеты. Стиль его игнорировал.
Это был «двухэтажный домишко, считающий себя недостроенным небоскребом». На звезды смотрел свысока. По субботам посещал лучшую городскую баню «Бодрость» и кинотеатр «Пехотинец». С пользой проводил досуг. В бане, плескаясь в личном номерном тазике, мылил конечности и почему-то всегда визгливо чихал. Парился активно – визжал и хрюкал – щедро бил себя по местам.
В кино отслеживал современные тенденции. Грыз витаминную морковь и заносил мысли в блокнот. Позднее охотно делился ими с окружающими. Вообще, надо сказать, мысли посещали его голову нечасто. Приходили, но не застав никого, исчезали.
Он относил себя к элите. Баловался классикой. Знал, что Печорин – лишний человек. Дикой – образ самодура, а Лопе де Вега – просто хороший писатель. Годов он был так себе – средних. С орфографией на короткой ноге. Всем говорил, что «оловянный» - исключение.
Он все преувеличивал, как микроскоп. Тихое свое помешательство считал шумной славой. Что-то постоянно повышал. Давал нагрузку человеко-гуляющим единицам, не занятым в процессе. Производительный был мужчина, стабильный.
Его «иное» - всеобщее, штамп. Он такой, какой есть, и больше никакой. Неинтересный, пустой. Проще простейшей амебы, но с претензией на большее. Тупой угол.
… Мир вокруг из тупых углов. Вы плачете? Что вы! Вам не поверят. Слезам не верят. Может, правда «утро вечера мудренее»? Должно же что-то произойти. Утром…