Птичье
На границе, где небо целует земные бока,
И ветра с ковылями сплетаются в сотни косиц,
Где плывут черепахи/слоны/кабаны – облака,
Царство тихих и редких, изящных загадочных птиц.
На головках, посаженных гордо, у них хохолки,
Перья лёгкие-лёгкие, белые, словно снега,
Ходят птицы немой вереницей у кромки реки,
Украшая цепочкой узорных следов берега.
Тонкий клюв, золотые глаза, удивительный взгляд,
Величавая поступь и крыльев ажурных размах.
В час, когда наступает рассвет или алый закат,
Птицы плавно танцуют на тронутых солнцем песках.
Раз в году, в полнолунье стекает с небес серебро,
Светят яркие звёзды, зеркальна, прозрачна вода,
Птицы нежно трубят, и роняется каждой перо,
Кто такое найдёт, не познает беды никогда…
Звериное
В стороне от краёв златоглазых диковинных птиц
Начинаются земли не менее чудных зверей.
Местный ветер дыханьем баюкает запах душиц,
И ладонями мягкими гладит высокий пырей.
На полянах пасутся рогатые гордые гну –
Шелковистые гривы, такие же точно хвосты.
Звери часто стоят и безмолвно глядят в вышину,
В час, когда небеса безграничны, прозрачны, чисты.
В их глазах цвета мёда и мудрость сквозит, и тоска,
Раздуваются ноздри, устало вздыхают они.
Чертят в воздухе тайные знаки крутые рога.
Антрацитные шкуры назойливо жалят слепни.
Раз в году разбиваются парами мудрые гну,
После ночи любви у самцов отпадают рога,
На всю жизнь выбирают себе они самку одну,
Ту, что будет до самой кончины теперь дорога.
Говорят, если кто-то окажется в той стороне,
И найдёт меж пырея такой удивительный рог,
Станет предан, силён по легенде, прекрасен вдвойне,
И отныне не будет уже никогда одинок…
Змеиное
За звериными землями сушь, золотые пески –
Обиталище рыжих гекконов, варанов и змей.
Их следы – иероглифы, что необычно узки,
Постоянно стирает горячей рукой суховей.
Кожа их отливает сусалью и охрой слегка,
Нанесён изумрудный узор, словно буквы – тату
На упругие гибкие спины, хвосты и бока.
А глаза отражают холодную глубь-пустоту.
Их шипение – словно мелодия знойных веков,
Как шуршащее время, что шепчет на всех языках.
В раскалённых камнях у рептилий заветный альков,
Где расставлены чёрные панцири ста черепах.
В их опасных кинжалах-зубах смертоноснейший яд,
Только капли достаточно, чтоб угодить на тот свет.
Раз в году совершают рептилии странный обряд –
Встав у панцирей, плавно танцуют они менуэт.
В это чёрное время их пасти совсем не страшны,
И не видят глаза ничего, что творится кругом.
В чаши панцирей медленно падают капли слюны.
Над альковом бьют молнии, и надрывается гром.
Кто сумеет пробраться к далёким пескам, невредим,
Раздобыть эту чашу слюны превращённой в вино,
Отхлебнув, он для смерти окажется непобедим,
Будет жить на земле, сколь самой ей прожить суждено…
Глубинное
За песчаным владеньем рептилий сплошная вода –
Царство рыбы, актиний, моллюсков, дельфинов, медуз.
Корабли нарушают солёный покой иногда,
Только мир океанский не терпит подобных обуз.
Он подвластен ветрам, в нём нередко бушуют шторма,
На закате качается солнце на алой волне,
До сих пор не изведаны толком его закрома –
Что таится под толщей воды на серебряном дне?
В глубине очертания серых гранитных камней,
Подле них кораблей затонувших огромный погост,
Тех, что здесь очутились давно, с незапамятных дней,
Для которых последний их миг был суров и непрост.
Их трепала, сжимала, безжалостно била вода,
Наклонялись борта, образуя чудовищный крен.
Уходили со стоном в пучину они без следа,
Поступая во власть мутноглазых холодных мурен.
Рассыпалось со временем дерево палуб трухой,
Обнажая сокровища трюмов, явив сундуки.
И никто, кроме рыб, не посмел нарушать здесь покой,
Никому раздобыть эти клады со дна – не с руки.
Это гиблое место всё чаще обходят суда.
Может кто-то когда-нибудь, не побоявшись преград,
Доберётся до дна и не станет скупиться вода,
Всё отдав, и смельчак станет невероятно богат…
Виноградное
За чертой, где кончается власть океанских глубин,
Шелковисто-туманные земли прекрасных садов.
Буйство красок – фиалки, гвоздики, ажурный люпин,
Танцы бабочек и ароматы созревших плодов.
Ветки гнутся под тяжестью персиков, яблок и слив,
Их качают, любовно целуя, немые ветра.
Здесь ход времени плавен, задумчиво нетороплив,
Солнце в небо всплывает карминной герберой с утра,
Проливая на венчики лёгких бегоний лучи,
Рассыпая по тропам крупицы сусальной пыльцы.
Раскрываются маков бутоны, горят кумачи,
Колокольчики нежно звенят, наклонив бубенцы.
Раз в пять лет на лозе винограда волшебного гроздь
Вызревает в цвет ночи лиловой с сиянием звёзд.
Человек в этих чудных садах слишком редкостный гость –
Путь сюда чрезвычайно опасен, серьёзен – непрост.
Но уж, коль доведётся добраться до вечной лозы,
И вкусить фиолетовых ягод волшебную сласть,
То отныне не знать вам печалей, тревоги, грозы,
Вас вовек не оставят любовь, вдохновение, страсть…
Ледяное
Где кончаются земли садов, начинается тьма –
Царство чёрных, покрывшихся мхами, скалистых камней.
Здесь нет солнца и лета, здесь всем управляет зима,
Никого, ничего кроме призрачных серых теней.
Бесконечны снега и хрустальные прочные льды,
Голубые сугробы, сосулек глухой частокол.
Снег блестит, как слюда. Здесь ничьи не бывали следы.
Этот мир отчуждения нем, безучастен и гол.
Говорят, под скалою одной лабиринт в мерзлоте,
Он ведёт в глубину, где находится каменный зал.
На гранитном столе, на старинном белёном холсте
Возвышаются пять драгоценных прозрачных пиал.
В них всё то, что так люди желают: свобода и власть,
Красоты и бессмертия, вечной любви эликсир.
Если кто-то сумеет к пиалам волшебным попасть,
Выпив зелье из них, навсегда завоюет весь мир…
Снимок из Интернета