Большие мальчики и девочки
наклонялись,
шептала на ухо им стихотворения,
улыбались умиленно,
трепали щёчки.
Вставала на цыпочки,
читала им продолжение,
наизусть, как учили,
с выражением,
смотрели почти влюблено,
не дослушав до точки,
улыбались, как будто знают финал
/хотя кто-то из них его реально знал/
Выцарапывала на руках
новые рифмы /чтоб не забыть /
я читала "Алису",
заставить хотела любить
меня по-настоящему,
они терпко звенели
"ах, какая прелесть"
"ах, я не могу поверить"
"ах, какой же она ребенок"
Говорили друг другу так,
будто я не слышу,
будто не существую
"ах, найдите ещё такую"
но таких больше нет!
я ревела,
меня ставили в угол,
мимо проносили десерты,
но,
наверное, они всё же любили меня -
приносили конфеты.
большие мальчики и девочки,
хмелеющие от шампанского,
ближе к полуночи
не наклонялись и стихов не слушали,
отправляли скорее спать меня,
а сами целовались -
читайте - плевали в душу.
тогда мне снилось всё самое страшное,
что было в мире,
а потом то ли я умерла,
то ли меня разбудили.
Наряжали утром,
кормили манной кашей,
похожей на облако в тарелке,
пушистое и немного сладкое:
"привет, облако,
я так тебя себе и представляла,
теперь ты будешь вечно в моем животике,
надеюсь, для тебя там не слишком тесно,
места не очень мало?"
они кричали,
чтоб за столом не болтала.
вечером нарядную
выставляли на стул
приказывали
читать другим большим мальчикам и
девочкам – их ****ям,
выставляющим на показ свою грудь,
стихотворения.
не с выражением, конечно,
ну, хоть как-нибудь.
после… большой мальчик,
наверное, он был ничейный,
очень красивый
и может быть даже завидный
наклонился, я шептала ему на ухо
все, что могла вспомнить,
все стихи
даже те, что еще не написала,
но даже их мне казалось мало,
я показала этому мальчику,
как каллиграфически красиво
у себя на ноге я
выцарапала "Жирафа".
и он поцеловал туда, где больно,
в самую душу.
"ах, какой ты ещё ребенок"
он шептал мне ещё что-то,
не помню, что именно,
но я улыбалась,
и главное спать не боялась
в одеяле рук его бесконечности.
наряженную выставляли на стул,
захмелевшей толпе больших девочек
и их вороватых мальчиков,
пялящихся на мои коленки,
читала голосом сильнее стали.
я думала, есть что-то важнее
моих коленок, и
неплохо бы - если б они об этом узнали.
впервые читала "клаустрофобию сердца",
они улыбались, вдалеке двое захохотали,
не надо мной, но все же
было чертовски больно,
не знаю, как я сдержалась,
как не упала в обморок,
заглушили аплодисментами
стук в ушах, вскриками
"ах, какой же она ребенок"
"ах, какая милая растет девочка"
"ах, вы можете ей гордиться"
я держала лицо /наверное, получалось неплохо/
они пили шампанское
и пьянели.
он принес мне розу
/мне никто не дарил роз/
я взяла её
и удивилась,
от мелких шипов на пальцах
остались трещинки заноз,
и капельками проступила кровь.
он улыбнулся,
а я не могла поверить,
что вот эти отпечатки с кровью
большие мальчики и девочки
называют любовью.
вот откуда эта дурацкая рифма
во взрослых стихах.
и я встала на цыпочки
читать ему стихотворения,
но ему они стали скучными,
он говорил
"ах, какой ты еще ребенок"
"ах, какие прелестные глупости"
однажды он даже зевнул,
я поняла:
да, я плохой поэт.
и в следующий раз намеренно
упала со стула -
"боже, ей, кажется, плохо,
унесите её наверх" -
чтоб меня больше не заставляли
читать плохие мои стихи
при всех.
я пробовала читать ему не свои
/стыдно выдавав за свои/
но он снова зевал,
так я узнала,
что у меня чутье на плохие стихи,
что моя голова – завал
ненужных слов, фраз и рифм,
склад нелепых метафор,
сравнений и антитез,
на вешалках и без
вывешены недописанные стихи,
в старых коробках схоронила ямб и хорей.
и стала молчать,
мне казалось,
что так ему со мной веселей.
а однажды он не пришел.
большие мальчики, такие как он,
сказали, что у него свадьба,
и я упала со стула
для себя неожиданно -
уже совершенно случайно.
я читала стихи большим мальчикам
и их недалеким девочкам -
они улыбались, пусть.
я пишу плохие стихи,
какие им слушатели, если не вы?
вот вам под шампанское
закуской подают стишки
и маленьких девочек
с вплетенными в косы
лентами,
с разбитыми их коленками.
девочек,
которым дадут конфету и
будет казаться, что любят,
но утром о них забудут,
в утрах таким как я
нет уже места -
утром у них болит голова
гораздо сильнее сердца.
Большие девочки и мальчики
наклоняются,
шепчу им на ухо:
я не могу понять -
почему большие мальчики
вместо того, чтоб обнять
и быть рядом холодными вечерами –
дарят розы с шипами,
оставляют в пальцах занозы
и в душе оставаться занозами будут,
и почему эти большие мальчики женятся
не на тех, кого любят?
и они восклицают:
"ах, какая прелестная девочка"