Старатель

Григорий Ковагин
        ПОЭМА

Не друг он, лишь приятель
И мне совсем не враг.
«Заслуженный писатель», –
О нём гутАрят так.

Стремился он к прекрасному,
Две книжицы имел,
Где золотом по красному:
Что, мол, Почётный член.

ПисАл он залихватски,
Ну, что ты, ой, мастАк!
И старой был закваски,
Из тех ещё писак.

ЧеркАл про всё на свете
И вовсе не в напряг.
За то был не в ответе:
Куда там? Мне бы так.

Напевно, аж с прихлопом,
Стихи, как песнь, читал,
Да с выдохом, с притопом:
Он в ритм ногой стучал.

Про солнышко за домом,
Про старое пальто,
Про блин какой-то комом,
Про это и про то.

Но до него далёко,
Как, впрочем, до Луны,
И не достичь с наскока
Желаемой звезды.

И, всегда, по братски,
Как юный пионер,
Легко, запанибратски
Мне подавал пример.

И даже, было время, –
Мы запросто, вдвоём,
В писательское племя
Плечом к плечу идём.

Подмигивал простецки,
Ну, вроде, как: «Привет!».
А я так, по хитрецки,
Кивал ему в ответ.

Знай, мол, тоже наших,
Хоть я не знаменит,
Да ведь и я из ваших,
Ну, просто не мастИт.

Ещё совсем недавно,
Да года не прошло,
Резко так, спонтанно,
Вдруг, на меня нашло.

Внезапно скребанУло
По сердцу, как ножом,
И скорбью напахнУло
О Родине стихом.

И так мне жалко стало
Разграбленную Русь,
Что я, подняв забрало,
Над ямбом ночью бьюсь.

Воюю со строфою,
Вбивая в рифму слог,
И не скулю, не ною,
Но я же ведь не Бог.

Не очень может складно
Твержу о наглецах,
Да, зато, всё – правда
О мерзких подлецах.

Правду-матку режу, –
Пусть себе во вред,
Но я же ведь не брежу,
Ещё не старый дед.

Всего-то – чуть за сорок,
Точнее – сорок пять,
Но каждый час мне дорог,
И я спешу писать.

Пишу про сумасбродное
Правительство в стране,
Хоть говорят – народное,
Да верю не вполне.

Я соткан из бунтарства,
Что будоражит кровь.
И лжи не терплю, и хамства,
Что бьёт и в глаз, и в бровь.

О солдатской службе
Поведаю стиху
И о верной дружбе
Иной раз речь веду.

Про войну в Афгане,
А заодно – в Чечне
И о старой ране,
Что шрамом – на плече.

Про корень мандрагОры,
Что враз приворожит
И, не воззрев заторы,
Сердца двоих пленит.

Обо всём о главном,
Что душу бередит,
И о прошлом славном,
Что память в нас хранит.

Написал две книжки
В полгода с небольшим,
Но мне сказали: «Гришка,
Да, не сравниться с ним!

Нет в стихах прозрачности,
Как в утренней росе,
И пыльцовой мягкости,
Как в полевом цветке.

Отсутствует мулЯжность,
Ты, что, совсем ослеп?
А лёгкая миражность?
Её ж простыл и след.

Аж, до простого – внятно,
Как яркий белый свет,
Уж, чересчур понятно:
Какой же ты поэт?

А где тягучесть ватности
У всех твоих баллад?
И многовато страстности:
Не принято, Гриш, так.

Кому нужна реальность?
Да ей хоть пруд пруди.
Ты дай неординарность
С изюминкой внутри.

Ты всё пирамидальнее
Старайся излагать,
Пожалуйста, глобальнее,
Чтоб было не объять.

Про глубину болота
И уровень волны,
Про завтрак бегемота
И его жены.

Но ты же не послушаешь,
Как будто мы враги,
Придя домой, покушаешь,
Взяв старые стихи.

Упрямый ты, зараза,
Но мы, – твои друзья,
Сказали уж два раза,
Что так писать нельзя.
               
Всё, вроде, гармонично,
Но слишком намудрил.
Заметим поэтично:
Ты всех нас огорчил.

Нет вообще лиричности
В подстрочной белизне
И той оптимистичности,
Как в козырном тузе.

А где напевность слога?
А в чём интриги шарм?
Да, ты побойся Бога!!!
Поверь, Григорий, нам!

Тут надобно туманности
На строки напустить
И в широкоэкрАнности
Загадочно разлить».

А он, – ну, тот писатель,
Что был совсем не враг,
Фыркнул мне: «Ваятель»,
Крутнув висок, чудак.

И постучал мне пальцем
По лбу, между глаз,
ПожурИв с оскАльцем:
«Ты прост, как керогаз».

И невзначай, легонько,
Ткнул в плечо и в пах,
Предупредив тихонько:
«Всё, брат, дело – «швах»!

Нет новизны банальности,
Чего там говорить,
С тем пика популярности
И лавров не добыть.

И каши вряд ли сваришь,
И зря лишь кур смешишь.
Послушай-ка, товарищ,
Ну, что ты «моросишь»?

Да разве ж так, братуха,
Пишутся стихи?
Ведь это же – «чернуха»!
Ты сам-то посмотри!

Ну, не сказать – абстрактно,
Ох, Господи, прости!
Но уж совсем бестактно,
Григорий, извини.

Ты прёшь напропалую,
Упёртый, словно «КРАЗ»,
И вопишь впрямую:
Мол, обокрали нас.

Ни грамма нет этичности
К правительству страны.
Тебе бы поэтичности
Добавить у строфы.

Ну, что ты прицепился?
Да пусть они крадут.
Сколько б ты не злился, –
Они ж ведь не уйдут.

Как попугай заладил,
Уж надоело всем.
Ты б дома кран отладил,
А не искал проблем.

И в хвост, и в гриву кроешь,
И Думу костеришь.
А может, рот закроешь?
Ну, ты, друг, доскрипишь.

Уж слишком нетактично
Про совесть, да про честь.
А мы живём отлично,
И у нас всё есть.

Довольна бабка Дуся
И пьяный дед Евсей,
И девочка Маруся
С кошкою своей.

Да весь народ доволен 
В праздник, иногда.
Ты, случаем, не болен?
Ответь, Григорий, а?

У нас же перестройка
В стране, а не бардак,
А ты скулишь: помойка.
Ты, что, совсем дурак?

Вот тебе неймётся,
Мальчишь ты Кибальчишь.
А плакать не придётся?..
Ну, чего молчишь?

Пред кем ты бисер мечешь?
Да ты разуй глаза!!!
Чего ты там лепечешь?
Всё это, друг, – мазня.

Да лучше б из рекламы
Про памперс написал,
Как пивомана граммы
Все сразу не впитал.

Ещё добавь формальности
Во все свои стихи
И угол многогранности
На градус измени», –

Учил меня писатель,
Ну, тот, что был не враг,
Пока ещё приятель,
И, в общем, не дурак.

Рубаха-парень, с виду,
Но он не лыком шит.
И, не скажу в обиду:
Подкован и подшит.

Одевался в моду,
Но вовсе не пижон.
И (не ему в угоду)
Почти, как эталон.

Носочки отутюжены
И стрелки на штанах,
И, в носах заужены,
Ботинки на шнурках.

Выбритый до лоска,
Подтянутый всегда,
Выглядел он броско
Среди акул пера.

Такой самоуверенный,
Обласканный гуртОм,
В хаОсе непотЕрянный,
Заслуженный во всём.

В шутейном разговоре
Всегда смеялся в такт,
Да, и в серьёзном споре
Поддерживал контакт.

На слово очень спорый:
Не первый год в ЛитО.
Он был такой матёрый,
А я – ни то, ни сё.

Он выступал с помоста
С гитарою в руках
И пел про ХолокОсту,
Весь, почти, в слезах.

В писательских Советах
Частенько заседал,
Печатался в газетах,
На конкурсах бывал.

Летят калейдоскопом
Стихи из-под пера.
Его хвалили скопом:
«Ай, да молодца!!!».

И хлопали в ладоши
Все разом в унисон,
А он (такой хороший)
Улыбался в тон.

И, Господи ты Боже!
Семь бед – один ответ:
Подхлопывал я тоже,
Хоть не хотелось, нет.

Просто – неприлично
Сидеть, как истукан,
И было бы логично…
Эх! Водки бы стакан!

Мне бы сразу, тут же,
Встать бы да уйти,
Но не счёл, что нужно
До низости дойти.

А он (такой фривольный)
На всех с небес взирал,
Довольный, не довольный:
Да кто ж про это знал?

Вроде, триумфальный:
По нему видать.
И, кажется, медальный:
О чём ещё мечтать?

Каждому отмерено
В жизни всем – своё,
Что судьбой намерено
И нам предрешено.

Если б все неясности
По полкам разложить, –
Смогли бы и без гласности
В счастии прожить.

Каждый сам в ответе:
И прежде за себя,
Ну, а в каком уж свете?
Загадка для меня.

И Бог-то с ним, с приятелем,
Который мне не враг,
Он всё же был писателем,
Хоть не писал баллад.

Заслуженный однажды,
Я говорил про то,
А может даже дважды:
Куда мне до него.

Но жизнь, – она какая?
Пряником с кнутом:
Сегодня, вон, прямая,
А завтра – лоскутом.

Она течёт размеренно
И почти без встряски,
В общем-то, умеренно,
Но, не словно в сказке.

И всякое бывало,
Но я не горевал,
И, будто покрывало,
Авторучкой ткал.

Да, и получше были,
Конечно же, деньки,
Но вдаль они уплыли,
Как в море корабли.

Да все мои эмоции –
Прыжок без парашюта.
Учу я карты лоции
Для нового маршрута.

И мне не до обузы,
Ведь я не тамплиЕр,
Но говорят французы:
«А лагЕр, ком а лагЕр».

Но я ж навоевался,
И мне – не до войны.
Ну, вот опять нарвался,
Едрит твою туды!

Уж попролил я кровушки
За людей, за Русь…
Пускай поют соловушки,
Я знаю смерти вкус.

На теле много шрамов,
Прибавится в душе,
Но хоть не девять граммов
В свинцовой скорлупе.

Когда зрачок нагана
Заглянет, вдруг, в глаза.
А помирать так рано,
И дома ждёт жена…

Когда топор взлетает
Над самой головой,
И кто-то погибает
За твоей спиной.

И в живот нацелено
Лезвие ножа,
И жАхают прицелено
ЖакАном из ружья.

Когда собака рвётся
В темень с поводка,
И вот-вот взорвётся
Вспышкой тишина.

Разорванная жила
И скобки рваных дыр…
А так хотелось мира,
Ну, и чёрт-то с ним…

Да я ж не гладиатор
И парень в доску свой,
Не генерал ДовАтор,
А мужик простой.

Был я комиссаром,
А нынче вот – поэт
И не хочу задаром          
Брать в руки пистолет.

Перо – моё оружие,
Оно точнее бьёт,
И я во всеоружии
Шагаю с ним вперёд.

И тут уже не служба
На пределе сил:
Захромала дружба
С писателем одним.

Ну, с моим приятелем,
Заслуженным легАтом,
Лиричных строк ваятелем,
Что назвался братом.

Он был такой лояльный,
Казалось – не ханжА,
И, как пирог пасхальный:
Прям клАдезь из добра.

Но плавно, потихонечку,
Не сразу и не вдруг,
Хамить стал полегонечку
Приятель мой – не друг.

Я с ним почти сроднился,
Хоть он не друг, не враг,
А он преобразился
И стал ни так, ни сяк.

И, как-то однобоко,
С тонкой подлецой,
Зыркал кривобоко:
Жадно так, с ленцой.

Странно морщил губы,
Как лев перед прыжком,
Слова цедил сквозь зубы
И шебуршал ужом.

С перчинкой ухмылялся
Коварно, невпопад,
А я всё удивлялся:
Чего он хочет, гад?..

Он мне систематично
На что-то намекал,
А я – аналогично,
Как будто не внимал.

Не знаю, в чём тут дело,
Мне нечего скрывать,
И спрашиваю смело:
«Зачем ты так, собрАт?

Мы ж с тобой – коллеги,
Нам нечего делить,
И, что ль, в одной телеге
Места нет творить?».

Да, будто выпить бражки,
Иль воды испить.
Но – в одной упряжке
Ухи нам не сварить.

И даже с концентрата
Не приготовить суп:
Не будет результата
Ни из каких из круп.

Ведь я аполитичен,
А он весьма легальный,
Я ж доисторичен,
А он вполне нормальный.

Хочу я стать Поэтом,
А он давно поэт.
Доволен я при этом,
А он – похоже, нет.

Но он уже заслуженный,
А я – ни то, ни сё,
Я для него: контуженый
И, в общем-то – никто.

Но я не гуттаперчевый
Сверкающий пузырь.
Я, как снегирь, доверчивый
И верный, как снегирь.

Я во всём счастливый,
Хоть изначально – «лох»,
А он (такой красивый)
Ждёт от всех подвох.

Различной мы закваски
И дело не в стихах:
Ведь я живу без маски,
А он – в её чертах.

Мы разные по духу,
Как небо и земля.
Ему ору я в ухо:
«Как жили – так нельзя».

А он меня не слышит:
Да, что ли, он глухой?
ПодлИнкой в спину дышит:
Он стал совсем чужой.

Как будто бы попала
Под хвост ему шлея,
И зависть, вдруг, взнуздала
Его, а не меня.

И сосёт под ложечкой
Чёрною тоской,
И колет понемножечку
В сердце, как иглой.

И, словно червячочек,
Гложет изнутри,
А ведь немало строчек
Он сложил в стихи.

Чего ему неймётся?..
Заслуженный такой.
Когда же он уймётся,
Весь, изойдя слюной?

Ну, отпечатай книжки
Мелким тиражом,
Успокой нервишки
Красненьким вином.

Чего ему бравировать?
Никак я не пойму.
А мне зачем лавировать?
Пишу я, как живу.

А жизнь моя не сладкая,
Как патока иль мёд,
Порой – такая гадкая,
Если кто-то лжёт.

Когда предаст, бывает,
Даже лучший друг,
И душу разрывает
Сгусток адских мук…

Я не пойму писателя,
Что мне ни так, ни сяк,
Ну, бывшего приятеля,
Который, словно враг.

Чего ему не спится
Спокойно по ночам?
А где его Жар-птица
Иль Муза по стихам?..

«Про всё давно написано», –
Сказали мне в ЛитО,
Но у меня же не дописано:
И много кой чего.

И вряд ли я успею
Закончить всё под срок,
Лишь об одном жалею:
Не подвести итог.

Враз омутом затянет
Поэтная стезЯ
И, кто там его знает,
Закончится когда?

Тут уж, как получится:
ТворИ, пока творИшь.
Чего впустую мучиться?
Пиши, пока горишь.

Пока огнём пылает
Хотя б одна строка,
И сердце замирает
Над истиной стиха.

Пока ты правдой дышишь,
В народ её, неся,
И даже, если слышишь:
«Григорий, так нельзя!».

Пускай стих не кончается, –
Пиши, поэт, пиши!!!
Пусть кто-то надсмехается:
Мол, кур, брат, не смеши!

Я раной присосался
И кожей врос в ЛитО,
И, в общем-то, признался,
Кто для меня есть кто.

Пусть оба глаза штОпаны,
Но я же не слепой,
К вам стёжечки протопаны:
Среди своих – я свой.

Мы вместе разберёмся,
Где общий наш причал
И, дай-то Бог, споёмся
В начале всех начал.

Ну, а тот писатель,
Который был не враг, –
Мне больше не приятель
И вообще – никак.

Прозрачных строк ваятель
И вовсе – не варяг:
Заслуженный старатель
Средь призрачных писак.

29. 05. 06г


Керогаз – (устар.) Прибор, работающий на керосине,
на нём готовили пищу. (Здесь и далее Примечание автор.).
Тамплиер – Воинственные рыцари ордена, ищущие и
отстаивающие справедливость.
А  ла гЕр, ком а ла гЕр – (франц.) – На войне, как на войне.
ЖакАн – (охотн.) Свинцовая пуля крупного калибра.
ЛегАт – (лат.) Заслуженный человек.
Гуттаперча – Эластичный сорт резины.
Лох – (сленг) В данной интерпретации доверчивый, простой
человек, простофиля, а вообще – это рыба лосось или малёк
лосося, когда он идёт на нерест, его можно ловить руками.
ЛитО – литературное объединение.