Ведьмочка

Выражение её лица было ожидающе трогательным. И он, осмотрев женщину и сделав перевязку, шутливо заключил:
– Наш пациент скорее жив!..
– А вы, док, – по-западному манерничая, улыбнулась пациентка, – просто кудесник. Во время операции я ничего не чувствовала, да и сейчас ничуточки не болит. У вас золотые руки. Можно их потрогать? – искушающе поглядела женщина на врача и, легко проведя по подставленной узкой ладони с длинными  пальцами пианиста, игриво обронила: – Боже мой, какие они у вас мягкие!
Откинувшись на подушку, забросив руки за голову, она потянулась, отчего её грудь под рубашкой приобрела заостренность первоначальной формы. Уловив  взгляд мужчины, шокирующее рассмеялась:
– В другое бы время и в другом месте, да, док?
В послеоперационной палате они были одни, и он, усмехнувшись, сыронизировал:
– Вы, ошибаетесь, мадам, я не секс-символ эпохи.
– Не кокетничайте, док, – рассмеявшись, лукаво подмигнула женщина, – я вам просто не верю.
– А я не покушаюсь на ваши конституционные права, – быстро нашелся доктор и, не желая дальше двусмысленно ёрничать, перевел разговор  в деловое русло. –  Процедуры, прописанные мной, делать обязательно.

Позднее он списал её фривольный тон на эмансипированность и наркоз, который хотя и слабо, но ещё оказывал своё пьянящее действие.
Больше таких разговоров между ними не возникало. Но в палате, куда  перевели женщину, врач, осматривая других больных, ловил на себе её задумчивый взгляд.
Май вступил в свои права. Из больничного сада, раскинувшегося под окнами кабинета, в приоткрытую форточку вместе со свежестью вплывал аромат цветущих деревьев. Доктор сидел за столом и что-то писал, когда в дверь после короткого стука впорхнула она. Подняв глаза, он некоторое время непонимающе смотрел на молодую женщину. Поморщившись, вспомнил, что завтра пациентка выписывается. Он пригласил её присесть и, пока она шла к столу, возле которого стоял свободный стул, отметил про себя, как грациозно, в начале каждого шага выбрасывая бедро, движется эта красивая тридцатитрёхлетняя женщина.
Когда отвечал на её вопросы и давал рекомендации, ему казалось, что он физически ощущает взгляд её тёмно-серых глаз. На мгновенье мужчина смутился и вдруг почувствовал, как зачастило сердце, наполняясь забытой юношеской робостью.
Прощаясь, женщина протянула ему маленький картонный квадратик, неизвестно откуда появившийся в её руке.
– Что это? – смущаясь ещё больше, пробормотал врач, понимая и смутно тревожась неясно мелькнувшей мысли, что это может быть только её визитка.
«Волкова Эльвира Витальевна», – прочёл он и вопросительно посмотрел на неё:
– Что мне с этим делать?
Видимо, выражение его лица было наивно глупым, а вопрос идиотским. Она рассмеялась, а успокоившись, сказала как-то просто, даже буднично:
– В жизни, док, всякое может случиться.
Глаза женщины, посветлевшие от смеха, пытались ему подсказать что-то на языке, которого он не знал…

Через некоторое время с ним действительно стали происходить метаморфозы. Началось с того, что он, Вадим Петрович Драгунов, хирург городской больницы, бреясь в ванной комнате, в какой-то момент поймал себя на мысли, что из зеркала на него пялится незнакомец, который повторяет все его движения, наблюдая за ним его же глазами. Ощущение постороннего наблюдателя было настолько реальным, что его взяла лёгкая оторопь. Да и к тому же в голове мелькнула совершенно чужая мысль: «А что это он, собственно, бреется? Обзаведись бородкой, будет выглядеть намного привлекательней». Представив, как борода удлинит овал лица, который будет скрадывать длинный римский нос, а мягкие линии губ сделает более мужественными и чёткими, мужчина согласился с этим. Вадим Петрович прекратил бриться и через месяц был примерно таким, каким себя и представил, стоя перед зеркалом.

Как-то вечером, возвращаясь домой, задумавшись, Вадим Петрович не спеша брёл по каштановой аллее и не сразу сообразил, что из остановившейся у обочины иномарки окликнули именно его. Женщина, приоткрыв дверцу автомобиля, приветливо махала рукой. Он узнал её и подошёл к машине. Поздоровался.
– Док, вы что, оглохли? – с любопытством посмотрела на него бывшая пациентка. – Сменили свой имидж и сразу стали другим человеком? Не узнаёте старых знакомых?
– Почему же, узнаю, – улыбнулся он и легонько уколол: – Если у меня полгорода знакомых, прикажете каждой машине рукой махать?
– Зачем так строго? – озорная искорка мелькнула в глазах женщины. – Те, кто вас знает, могут и сами подъехать.
– Ну-ну, – протянул Вадим Петрович, – народу сейчас не до простых формальностей. Спешат жить, хотя все мы движемся в одном направлении.
– Ну ладно, док, – миролюбиво заметила женщина, – что мы тут, как «два тополя на Плющихе»? Садитесь, подброшу!..
– В принципе, я не спешу, Эльвира Витальевна, – вспомнил он её имя.
– Что, «нам некуда больше спешить»? – она смешно наморщила носик. – Поэтому «ямщик, не гони лошадей»? – И поинтересовалась: – А к жене, детям?
– С неделю как отправил к тёще.
– О-о-о, эта строгая холостяцкая жизнь! – иронично протянула она. – Тогда я вас тем более не отпущу. Поможете мне разделить вечернюю трапезу. – И, вздохнув, добавила: – Не хочется для себя одной ужин готовить, решила выбраться в кафе.
– Я бы рад составить компанию, – улыбнулся Драгунов и развёл руками, – но, извиняюсь, дела…
Дел у него не было, он просто поиздержался, пока провожал жену. Получка через неделю, до неё ещё дожить надо.
– Дела говорите, док? – женщина пристально посмотрела на него и улыбнулась. – Я ведьма, вижу всё насквозь! Не будьте врединой, скажите лучше, что у вас материальные затруднения.
Он мысленно усмехнулся: «Бедность не порок», – и, взглянув на неё, тихо, но твёрдо произнёс:
– Да, я испытываю сейчас некоторые финансовые затруднения.
Но в уме он всё же прикинул, во сколько ему может обойтись вечер в кафе.
– Док, не будьте занудой! – протянула она, – торг неуместен. По коням…
Открыв дверцу и поглядев в зеркало заднего вида, она поправила причёску. Когда он уселся, подмигнула ему и лихо развернулась.
– Что у вас за машина? – поинтересовался он.
– «Пежо», – тихо обронила Эльвира и холодно добавила: – Муж подарил на день рождения.
– Ого, кучеряво живёте! – заметил Вадим Петрович.
– Как умеем, – без тени раздражения ответила она.
– А где же ненаглядный? – полюбопытствовал мужчина.
– По делам в ближнем зарубежье, – женщина ловко объехала стоящую на обочине машину. – Не волнуйтесь, будет не скоро.
– А что мне волноваться? – усмехнулся он. – Просто интересная картина вырисовывается.
Эльвира промолчала, и Драгунов, почувствовав, что начинает перебирать, отыграл:
– А куда это мы сейчас направляемся?
– Переодеваться и ставить машину в гараж, – сухо ответила она, мельком взглянув на мужчину.
– А разве мы, – попытался спросить он, – не идём?..
– Идём, идём, – усмехнувшись, успокоила его женщина. – Я ведь, док, дама с выходом.
– Как это – с выходом? – насторожился Вадим Петрович. – Не понял…
– Если бы я пошла одна, – глядя на дорогу, объяснила Эльвира, – я бы могла позволить себе сходить и так, – она пальцем указала на светлые шорты и такого же цвета широкую лёгкую блузку и, кивнув головой в сторону улицы, улыбнулась: – Вечер сегодня чудный, можно погулять, а то всё на машине. Так к ней привыкаешь, что, кажется, сам становишься её частью и перестаёшь замечать окружающую красоту.

...Драгунов терпеливо стоял возле дома и, увидев Эльвиру, увенчанную пышной шапкой каштановых волос, в голубом вечернем платье, поразился, насколько изменилась эта женщина.
– Что вы на меня так уставились, док? – подойдя к нему, улыбнулась она. – Женщин никогда не видели?
– Видел, – смущённо пробормотал мужчина, – просто вы Мата Хари какая-то...
– Принимается за комплимент, – Эльвира подхватила его под руку.
– А вы не боитесь? – Вадим Петрович серьёзно посмотрел на неё.
– Чего? – беззаботно поинтересовалась Эльвира.
– Людских пересудов, – поморщился Драгунов, – да и муж… – подыскивая слова, протянул он, – может приревновать.
– До этого не дойдёт, – сосредоточенно думая о чем-то своём, едва заметно улыбнулась женщина, – он у меня не ревнивый. А на других… – она помолчала. – Кому какое дело, куда и с кем я иду?
– Храбрая вы женщина, – иронически хмыкнул он.
– А вы, док? – не осталась Эльвира в долгу.
– У меня мужское начало, – не сразу нашёлся мужчина.
– Да-а... – с язвительным изумлением произнесла она. – Значит, вы относитесь к тем, кто считает, что мужчине можно шалить, а женщине нет?
– Что – можно, а что – нет? – смутился Драгунов. – Просто я на некоторые вещи смотрю радикально.
– «Хомо советик – публико морале», – рассмеялась она.
– Не совсем так, – ответил Вадим и с напускной грубостью произнёс: – Я не ханжа, тем более не святоша, а нормальный мужик, которому могут нравиться бабы. Но это не значит, что на первом плане у меня мысли оказать им определённые услуги. Да и к тому же, – процитировал он чью-то фразу, – «С годами жар слабей в крови, теперь хочу лишь по любви».
Эльвира вновь негромко рассмеялась:
– Док, а вы допускаете мысль, что и вашей жене могут нравиться другие мужчины?
– Во-первых, это её проблемы, – отрезал он, – во-вторых, давайте договоримся сразу: не будем касаться отсутствующих.
– Вот вы и приподняли маску, – заметила женщина, – а то я уже грех на душу взяла, подумав, что никогда не дождусь этого от вас.
– Какую ещё маску? – недоумённо взглянул на неё Драгунов, чувствуя, что эта женщина всё больше интригует его.
– Обычную, – пояснила она, – какую носят все окружающие. Вы разве не замечали, док, что в жизни только дети играют самих себя? Остальные истинное лицо скрывают под маской, как в древнем театре, и играют определенные роли. Плохо или хорошо – это уже как Бог пошлёт.
«Дама-то с характером, – иронически подумал Вадим и разозлился на себя, – я тоже хорош карась… Нужно мне было чужое горе! Бабёнка с жиру бесится, а я ей очередной “прибамбах” помогаю реализовывать».
Добравшись до кафе в молчании, они сели за свободный столик в углу зала.
– Что будем заказывать? – сухо спросил Драгунов и протянул ей меню.
Развернув глянцевую обложку, Эльвира посмотрела поверх него. Озорная искорка мелькнула в её глазах.
– Что-то вы вообще скисли, док, наверное, уже ругаете себя, что пошли на поводу у вздорной бабёнки? – Видя, как по его лицу прошла волна замешательства, женщина рассмеялась: – Что будете пить?
– На вино у меня аллергия, – сумрачно произнёс Вадим, – я после него становлюсь раздражительным и злым, – и после небольшой паузы пояснил: – От вина сосуды в голове сужаются. Грамм сто коньяка.
– Тогда двести грамм, я думаю, мы осилим, – продолжила Эльвира.
Их заказ выполнили быстро. Из принесённого графинчика Драгунов аккуратно наполнил рюмочки и взглянул на женщину . Она улыбнулась.
– Ловко у вас получается!
– Большая практика, – пошутил он. – За что будем пить?
– Давайте за нашу встречу, – как-то необычно взглянула на него Эльвира.
Вадим Петрович знал, что коньяк пьют по-особому, и он, чтобы почувствовать букет, немного пригубил и размазал коньяк языком по рту.
Эльвира ела не спеша, иногда поглядывая на него и едва заметно улыбаясь каким-то своим мыслям. Под негромкую музыку на свободном пятачке зала уже двигалось несколько парочек.
– Как вы насчёт того, чтобы тряхнуть стариной? – задорно спросила женщина, кивнув головой в сторону танцующих.
– Разрешите пригласить, если, конечно, вы не боитесь за свои ноги, – приподнялся Вадим Петрович.
Танцевала Эльвира легко и непринуждённо. Он уже чувствовал, что начинает тонуть в её обволакивающем бездонном взгляде… «И выпил-то ничего, – мелькнуло в голове, – а такой дурной сделался». И тут же осознал, что оправдывает себя, и дело вовсе не в выпитом коньяке, а в этой странной, пьяняще красивой женщине.

…Из кафе они вышли в звёздную августовскую ночь. Большая луна плавно скользила следом по серебрившимся кронам деревьев, заливая призрачным светом тропинку небольшого скверика, по которому они шли. У пустой скамейки Вадим замедлил шаг.
– Посидим?
– Можно немножко, – согласилась женщина и, присаживаясь на скамейку, тихо произнесла: – Какая волшебная ночь!
Мужчина осторожно присел рядом. Некоторое время они сидели молча. Обрывки неясных мыслей скользили в голове, видимо не задевая каких-то нужных центров, и Вадим Петрович не знал, что сказать, а только чувствовал, что не хочет, чтобы эта женщина просто так растаяла в темноте этой ночи. И, словно нагой войдя в воду его тайных желаний, она тихо и призывно рассмеялась.
– Так и будем сидеть, док?
Её дразнящие губы были рядом, а смех – напряжённым и зовущим. Он обнял её. Эльвира не напряглась и не отстранилась. Приподнявшись, Вадим уронил её на свою руку и наклонился над ней. Губы женщины были горячими и ждущими. От прикосновения его губ они затрепетали, как листочки на дереве от дуновения лёгкого ветерка. В свете луны её полуприкрытые ресницами глаза странным образом действовали на него. Уже не было той боязни утонуть в их бездонной, зовущей глубине, а наоборот, чувствуя этот зов, начинающий лёгким звоном заполнять его тело, мужчина сам искал эту смертельно опасную бездну.
…Потом он не мог ответить себе, сколько длился этот их первый поцелуй: миг или вечность. Видимо, женщина чувствовала то же самое, что и он, ощущавший её ласкающие руки на своей шее. В какой-то момент, выдохнув еле слышный сладостный стон, она толкнула, как жалом, острым кончиком языка его губы и в то же мгновение, отрезвев и вспомнив, где находится, освободилась из его объятий и встала. Тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, поправила причёску и, повернувшись к нему, спокойным голосом, будто ничего за секунду до этого между ними не произошло, произнесла:
– Уже поздно, док, пойдёмте.

…Смертельно уставший, наполненный какой-то необычной, счастливой лёгкостью, Вадим ушёл от неё ранним утром.
Тайная связь, возникшая между ними, с течением времени, как он думал, должна была неминуемо оборваться. Ей было что терять, а у него, поскольку он находил себя человеком долга, семья отбирала право на выбор. Да и то, что Драгунов происходил из семьи, где всегда считалось, что своё счастье не построишь на несчастье другого, уже говорило о многом. Было противно встречаться тайком. Он всякий раз насиловал свою совесть, задвигая её в дальний угол души. В течение двух лет они обезумевшими мотыльками летели навстречу друг другу, чтобы сгорать в огне своей неистовой страсти. Эльвира была умной и чертовски обворожительной женщиной. Интуитивно чувствуя мельчайшие изменения в душе Вадима, она обволакивала его колдовским туманом, а он, стремясь как можно дольше продлить эту связь, спрашивал:
– Тебе хорошо со мной?
Эльвира, призывно смеясь, смотрела на него:
– Удивительно, дожив до сорока, ты так и не понял, что для женщины всегда самый лучший мужчина – последний.
– А что будешь делать, если я тебе надоем, – запальчиво произносил Вадим, – искать лучшего?
В её глазах бегали весёлые чертики. Эльвире нравилось дразнить его, и она равнодушно пожимала плечами,
– Не знаю… Я просто исчезну из твоей жизни.
И однажды это произошло. Тянулись дни, собираясь в долгие недели. На его письменном столе худел календарь. Эльвира не приходила и не звонила. В его памяти всплывали горьковато-сладкие минуты их первой ночи, видимо, потому, что они оставили наиболее глубокий след. Вспоминая и анализируя, Драгунов с безысходной ясностью понимал, что за суетливой путаницей дней своей жизни он забыл, когда в последний раз горел так, что, казалось, сгорит дотла. Всякий раз он возрождался от ласк её рук и губ, как сказочная птица, чтобы отдаваясь вновь и вновь, брать её, сжимать в своих объятьях до сладкой боли, до звериного рыка, до лёгких и счастливых её слез.
А однажды, когда он лёг рядом с ней, уставший от ласк, Эльвира без всякой интонации произнесла:
– Как-то делая причёску, я любовалась собой в зеркале. В какой-то момент мне стало смешно. Там, в зазеркальном пространстве сидела не я, а другая женщина, глядевшая на меня моими глазами. Мне вдруг показалось, что, подморгнув мне, она с нескрываемой иронией обронила моим голосом: «Ну и стерва же ты, Эльвирка!»
Он вздрогнул от неожиданно прозвучавшей реплики, а она усмехнулась:
– Ты сейчас смотрел точно так же, но не сказал, а так подумал. – Помолчав, вздохнула: – Ну и пусть!..
– Я не могу бросить в тебя камень, – приподнялся он на локте, пытаясь поймать её ускользающий взгляд, – я ведь тоже грешен.
– Но ведь вы, мужчины, считаете, что во всём виноваты только мы, женщины, – дрогнул голос Эльвиры. – Знаете, док, я бы ему никогда не изменила, – кивнула она головой куда-то в сторону, – если бы чувствовала, что я ему нужна, и он иногда хочет меня как женщину. Пусть это звучит банально, но для меня не столь важно, чтобы это всегда заканчивалось постелью, порой было бы достаточно одной фразы, наполненной шёпотом желания. Ты веришь в любовь? – женщина обожгла его взглядом. – Только не говори банальных слов.
– Банальных... – задумчиво протянул он. – Мне кажется, что любовь существует, но она как птица, которая долго не живёт в неволе, призрак, о котором все говорят, но мало кто его видел. Я живу более простыми категориями и скажу только то, что ты мне нравишься. И как бы там ни было на самом деле – ни больше, ни меньше.
– Знаешь, – оживилась Эльвира, – а я увидела тебя тогда, входящего ко мне в палату, и в моей душе словно какую-то струну задели, будто «ёк» прозвучало. – Она робко улыбнулась и призналась: – Тогда, на машине... Я ведь знала, что ты по этой дороге ходишь.

…Прошёл месяц, другой. Драгунов напрасно волновался и ждал, думая, что Эльвира придёт. Стал более обычного задумчив. Даже жена это заметила и однажды, то ли действительно что-то почувствовав, то ли, забеспокоившись о его состоянии, пошутила:
– Ты что, Вадим, влюбился? Или любовница бросила?
И услышала равнодушную правду, что обычно не вызывает подозрений:
– Да, влюбился, и бросила…
– Ну, это не смертельно, – улыбнулась супруга, – пройдёт!
Но это не проходило, а оседало где-то там, внутри, лёгкой, томящей грустью. Вадим Петрович с головой ушёл в работу, пытаясь утопить все воспоминания о женщине. Но в этом было мало проку. Он вспомнил где-то вычитанное, что «подобное выбивается подобным», как клин клином. И однажды, в ночное дежурство, совершил грех, как в действительности он считал, переспав с дежурной сестричкой Жанночкой, которая давно была не прочь разделить с ним кушетку в сестринской. Она была замужем, на двенадцать лет моложе его, недурно сложена, и понятия о сексе у неё были гроссмейстерские, как и большое самомнение о том, что каждый мужчина, побывавший в её объятиях, без ума от неё. Развенчивать это было делом бесполезным, да Драгунов и не пытался.
– Вадим Петрович, хотите я буду вашей постоянной любовницей? – жарко шептала она, прижимаясь к нему.
– Старый я для тебя, Жанна, – устало обронил доктор, уклонившись от прямого ответа.
Не было у него к ней чувства, и не мог он расслабиться, деревенели шея и плечи. А потом, ругая себя последними словами, долго мылся в душе.

Облегчения не наступило. Была дурь, блажь, всё что угодно, но не было того, что могло заставить его отпустить Эльвиру из своей памяти.
«Всё закономерно, – трезво рассуждал Драгунов, не утруждая себя в поисках веских причин, – значит, она так решила. И бессмысленно ревновать её к другим. Ну что ж, – саркастически усмехался он, – был у неё однажды “ёк”, почему нельзя допустить, что, когда прилетела новая птичка, не прозвучало “ё-кэ-лэ-мэ-нэ”? Ведь в наших чувствах не было клетки, – размышлял Вадим Петрович, – была ни с чем не сравнимая свобода. И ни малейшего намёка на использование друг друга. В чём же тогда дело? – безответным пойманным зверьком металась в голове мысль. – Каким же сладостным сном надо забыться, – думал он, – чтобы встать и уже не помнить о ней?
Иногда мужчине нестерпимо хотелось просто услышать её голос. Он подходил к телефону и набирал несколько цифр номера Эльвиры, но, набрав одну или две, вздохнув, медленно опускал трубку на рычаг….

Банально, но время лечило. Прошло полгода, и ему стало казаться, что он забывает эту женщину. Но однажды, перебирая содержимое письменного стола, Вадим наткнулся на небольшой картонный квадрат её визитки, лежащий в дальнем углу выдвижного ящика. Взяв его в руки, задумчиво повертел и положил обратно. А когда положил, показалось ему, что он оглох и ослеп: думал, что всё прошло, а оно только затаилось. Даже операция, которую он проводил в этот день, не вывела его из этого состояния. «Позвоню ей, позвоню, – механически накладывая швы, размышлял он, чувствуя на вкус каждое слово предвкушаемого разговора, – выслушаю, что она скажет, и отвечу:
– Прощай, ведьмочка!
– Почему – ведьмочка? – рассыплет она колокольчик своего смеха.
– А потому, – скажет он, перед тем как повесить трубку, делая ударение на каждом слове, – что хочу, но не могу забыть тебя.
…Усталый и опустошённый после рабочего дня, он сидел у себя в кабинете. На углу стола, свернувшись оранжевой змеёй, дремал телефон. Потянувшись, Драгунов поднял трубку и, помедлив, будто испугавшись шипения, исходящего из неё, опустил назад. Встав, он твёрдо зашагал к выходу.
Вечером, сидя перед телевизором, доктор вспомнил, что надо позвонить в клинику и узнать о состоянии больного, прооперированного им накануне. Взяв со столика аппарат, он положил его на колени и не глядя начал набирать номер. На том конце будто ждали его звонка.
– Алло, алло! – услышал он голос Эльвиры.
Драгунов механически набрал её номер – над ним посмеялось подсознание. От неожиданности Вадим Петрович замер. На том конце провода, видимо, о чём-то думали и, помолчав, будто задыхаясь, тихо спросили:
– Это вы, док?
Женский голос обжёг его этой фразой. Внезапно сделалось жарко и в голове застучало: «Ведьмочка!..» И, чтобы не услышали и не отняли у него эту сладкую и страшную боль, он, осторожно переводя дыхание, медленно положил трубку.


==========
Рисунок Натальи Шалле
http://www.stihi.ru/avtor/natashalle