***
Знаете, иногда
для меня небо
подобно наволочке…
Такой грязной.
Как, может, бывает у стариков.
Умирающих стариков.
Её уже и сменить
бы…
И это – небо.
Понимаете: небо такое!
Нет, я вру, я всё вру…
Вру, вру, вру…
Себе… Может, может и Богу.
Да, Богу.
я Ему вру…
я вру Богу.
И вот я опять вру, но уже вам…
Разве можно врать Богу?
Смешнейше…
Такое небо,
его ещё свинцовым называют.
Я видела там его глаза.
А они просто такого же цвета, как это небо…
Да, да, да…
Это давно было.
Тогда,
когда асфальт пах дождём.
Странно,
осталось воспоминание о воспоминании…
Нет, нет, очень давно, очень.
Ребёнок может любить…
Поймите, только ребёнок.
И щенка, и листочек.
И тебя. Да…
Тебя может любить
Только ребёнок.
Я знаю, ему небо никогда
не будет наволочкой.
Никогда!
Пока он ребёнок...
И мне оно – не наволочка!
Я всё вру!
Нет, нет, не наволочка...
Вы знаете, не посмеет,
не смеет победить та,
которой небо – наволочка.
Не смеет…
Нет.
***
Я чувствую…
Как время сыплется сквозь пальцы.
Я чувствую…
Каждую секунду.
Я ощущаю…
Её шероховатый запах,
её стеклянные
прохладные касания.
Мне кажется,
что вот немного,
совсем немного подучусь,
и смогу сжать ладонь!
И смогу…
Схватить эти прозрачные песчинки!
Смогу…
Набрать их целую горсть!
И сохранить…
И хранить…
До тех пор, пока не настанет пустота.
И тогда я выпущу…
Их на свободу!
Нет, слишком грубы, слишком грубы
мои пальцы для такой ювелирной работы.
Слишком грубы…
А жаль…
Как же нарочито стеклянны
эти круглые больные секунды!