Суровый октябрь. В поисках безветренности жмутся к стылой земле желто-рубиновые листья. Прижавшись, заражаются ее чернотой и медленно умирают. А вверху, над ними, в метрах полутора – двух – дрожат, обратив ладони вверх, их оранжевые соплеменники.
Парк. Возле парка – пустырь. Сдувает с ног внезапными порывами сумасшедшего ветра. Безлюдно.
Из пустоты выбликовываются две серые точки. При ближайшем рассмотрении они оказываются фигурами Старушки и Собаки. Вид сзади: обе - дряхлы, обе – в пепельно-асфальтовой гамме. Обе являют собой пример увядания и замшелости. Пахнут таблетками и тысячелетней сундучной канифолью. Худы до невозможности, так худы, что, даже не смотря на увесистый слой теплых своих одеяний, кажутся беззащитно-голыми. Обычная тоскливо жмущая сердце картина медленного умирания.
Отвести глаза в сторону при приближении… (Не хочется заглядывать в лицо беспощадному времени).
Но - дрянная привычка - праздное любопытство: взгляд.
Внезапный шок. Вместо продавленных уходящей жизнью, вялых глазниц у старушки – озорные пуговки остреньких счастливых глазенок. Сжатый шамкающий рот растянут тонкой ниточкой улыбки. Морщинки на малюсеньком личике выстроились вкруговую – как световые волны зимнего солнышка…
А в руках - спело-оранжевый взрыв!
Целая охапка сплетенных вперемешку в спасительно-теплых старческих объятьях красно-желтых кленовых листьев. Их - сотни, веселых шалопаев, сорвавшихся с лысых голов костлявых деревьев. Стволов, тупо глядящих немигающим взором на безголовый разгул своих питомцев.
Картина мира: пустырь земной оболочки. Разъеденная адскими холодами почва.
«Ветер, Туман и Снег» и серое мышиное пятнышко жизни с огромным пульсирующим оранжевым сердцем в морщинистых, пахнущих домашним хлебом, руках.
Благодать…