(ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ)
__________________ С О Д Е Р Ж А Н И Е _________________
1. Сюцай Гунню Сисы пишет любовное письмо
2. Полёт сюцая за миг до пробуждения фарфоровой пчелы
3. О том, как сюцай встретил китайский Новый год
4. О том, как сюцай приближался не приближаясь
5. Сюцай наносит поздний визит благородному Сян Тую
6. Мелкие хитрости сюцая
7. Сюцай приносит обет в предвечерний час
8. Гунню Сисы отправляется на свидание
9. Чайка по имени Гунню Сисы
10. В преддверии весны сюцай снимает маску
_____________________________________________________
___ Сюцай Гунню Сисы пишет любовное письмо ___
Сюцай задумал написать любовное письмо.
Для этого он вымыл пол и покормил кота.
Сварил немного риса и пакет лесных грибов.
Закончив ужин, выпил чай – и удалился спать.
К письму он приступил с утра на следующий день:
Бумага, письменный набор и баночка чернил.
Но вечер близился, а с ним – пора – кормить кота.
Полюбовавшись на луну, сюцай улёгся спать.
Проснувшись, странно не найти – сто неотложных дел.
Под вечер, вспомнив про письмо, он к озеру свернул –
И долго медитировал, усевшись под сосной.
Затем подбросил шишку – и пошёл кормить кота.
Всё дальше лето, и опять – туманы и дожди.
Красны шиповника плоды. Бел иней по ночам.
Ещё не начато письмо, зато покормлен кот.
Сюцай ничуть не огорчён: ведь это же любовь.
__ Полёт сюцая за миг до пробуждения фарфоровой пчелы __
Сюцай удивился, увидев фарфоровых пчёл.
В лучах уходящего дня – порцеллановый рой
Слегка отливал перламутром. За левым плечом
Сюцай ощутил неудобство, – пчелиный король
Не раз в Поднебесной пугал императорских слуг:
Укусы фарфовых пчёл и железных ворон
Считались летальными. Но – моментальный испуг
Не мог помешать Гунню Сисы с восторгом следить
За роем, по небу скользившим, как розовый пух.
Сюцаю казалось: вокруг распускались сады...
Земли исполинские соты – в расплавленный воск
Заката – свой край погружали, всех щедро снабдив
Янтарными волнами света. Какой-нибудь Босх,
Увидев медовый прилив, мог подумать: "весна!"
А мистик суфийский решил бы, что мёд – это Бог...
И вдруг – перестав быть сюцаем, – сюцай осознал:
Всё в мире – ничтожнейшая ерунда, – КРОМЕ ПЧЁЛ.
И – сам превращаясь в пчелу, – пробудился от сна.
___ О том, как сюцай встретил китайский Новый год ___
Пришёл китайский Новый год, а с ним – петарды, фейерверк,
Танцующие – лев, дракон, и красные фонарики.
Сюцай, проведший ночь в гостях, заметил, как взмывают вверх
Воздушных змеев стаи у излучины Хуай реки.
Один из змеев был похож на полосатого ежа,
Его предлинные хвосты напоминали мёртвых змей.
Сюцай споткнулся – и упал, оставшись радостно лежать –
Рассматривая облака, пока не начало темнеть.
Там и нашёл его Кун-цзы – в прекрасном настроении.
Сюцай улавливал шум вод и армиллярной сферы звон...
Кун-цзы тотчас же разъяснил – опасности гипотермий,
И убедил сюцая – встать ногами на небесный свод.
Сюцай при этом уверял, что слышит песни птицы фэн,
А рассудительный Кун-цзы следил за направлением,
И вскорости они вдвоём, не потеряв себя совсем,
Пришли к жилищу Гунню, где инь-янский кот свой ужин ел.
Интуитивно рассудив, что лучше – удалиться спать,
Кот благостно взмахнул хвостом, ТАК ПРИХОДЯЩИМ шля привет.
Кун-цзы попятился слегка, а Гунню – (главный адресат) –
Свалился нА пол, попросив не зажигать в покоях свет.
...Стоял китайский Новый год. Кун-цзы сидел перед окном
И, уплетая лайчи, пел, когда сюцай сказал впотьмах:
“Кто благ и совершенномудр, тот, подкрепив себя вином,
Продолжит безмятежно спать, – пусть целый мир сойдёт с ума.”
__ О том, как сюцай приближался не приближаясь __
Жаль, что уходит ещё одно лето, –
думал сюцай, проплывая на лодке
мимо затопленных тинистых веток,
мимо коряг с изумрудной бородкой,
мимо гирлянд отцветающих лилий,
мимо сидящих в воде террапинов,
мимо больших и ушастых, как филины,
чомг, прогревающих крылья над глиной
илистой отмели.
Поросль осоки
стала приютом вокальных лягушек.
Их пиццикато, минуя затоку,
Гунню с большим удовольствием слушал.
Множилась великолепная ряска.
Гнулись цветущие стебли аира.
Запахи, звуки, касания, краски
сонного летнего водного мира
воспринимались сюцаем, как д а н н о с т ь,
мягко несли – ветерком на рассвете –
Гунню всё дальше, к границам нирваны, –
вне сожалений о прожитом лете.
__ Сюцай наносит поздний визит благородному Сян Тую __
Гунню вышел из леса к деревне.
Было холодно. Быстро смеркалось.
В крайнем доме завыла собака.
С неба сыпались редкие хлопья.
Тёмно-синие кроны деревьев
были хрупки, как хемерокаллис.
Диск луны, словно розовый бакен,
плавал в тучи нечёсаном хлопке.
Тишина оставалась прозрачной.
Гунню спрятал озябшие пальцы
в рукава – и направился к дому,
где по-прежнему выла собака.
Отдавая невидимым прачкам
цветовые оттенки, скитальцем
становился подлесок – бездонен,
преисполнен знамений и знаков...
Гунню шёл провести вечер с другом,
благородным Сян Туем, который,
удалившись от дел, занимался
рисованием сов и павлинов,
(он рассёк своей кисточкой ухо
Гао Ди, предложившему спорный
тезис – о рисовании п а л ь ц е м).
Путь сюцая не выглядел длинным –
если думать о нём, выпив чаю.
Но, идя вдоль темнеющих сосен,
Гунню мыслил немного иначе.
Подойдя к неокрашенной двери,
постучал кулаком... и, печально,
повернул... – но вернулся. Раз восемь
стукнул – г у л к о – ладонью и начал
не спеша уходить, слыша зверя
п о р а з и т е л ь н ы й вой: у Сян Туя
старый пёс был на редкость певучим.
Не застав своего друга дома,
Гунню Сисы исполнился грусти –
и, припомнив синтагму простую
из коана, прочёл её – тучам
в чёрном небе – пустом и огромном,
осторожно ступая по хрустким
мелким веточкам, сброшенной хвое
и пластинкам коры на дорожке.
Где-то в чаще охотились совы,
чей полёт грызунам ненавистен...
Гунню снова был весел: плохое
становилось – спонтанно – хорошим;
каждый день выдавался о с о б ы м
в этой странной, загадочной жизни.
_____ Мелкие хитрости сюцая _____
Если с утра притвориться, что пьян,
значит, весь день отдыхаешь.
Гунню нарочно оставил стакан
и полбутылки вина у леска,
чтобы они пастухами
днём обнаружены были, а сам
лёг с головой в ароматный бурьян,
типа, назло – и друзьям, и врагам,
и господину Лу Ханю.
Летнее солнце светило в лицо,
мелкие твари жужжали.
Гунню себя ощутил молодцом,
лёжа среди кабачков, огурцов –
в тапках и старой пижаме.
Зрела смородина. Несколько сот
яблок висели над кромкой кустов.
Бражники – ввысь, имитируя сов,
тучно взмывали. Со ржаньем
чья-то лошадка паслась на холме
в пол-оборота к сюцаю.
Гунню глядел, как на дальней сосне
крупная чайка, белее, чем снег,
тщилась усесться. Венцами
соприкасался укроп. Цикламен
листики грел, а настойчивый хмель,
шишки растя, собирался к зиме
обзаводиться усами.
Гунню лежал – и, в своей простоте
не увлекаясь мечтами,
думал – о снах, об инь-янском коте,
о перманентности библиотек
и вирулентности знаний,
о безобразии и красоте,
о бесполезности плотских утех
и неизбежности странных вещей, –
тех, что его ожидали...
__ сюцай приносит обет в предвечерний час __
в поле росли полевые цветы,
стлался навоза удушливый запах.
Гунню вспотел – и в тени, чтоб остыть,
сел, обратившись глазами на запад.
солнце стояло ещё высоко.
сладкий каштан, укрывающий Гунню,
ветви раскинул над чахлым леском
в виде обширной зелёной лагуны.
божья коровка, слетев на ладонь,
лапки сложила в безмолвном привете.
Гунню сказал: "возвращайся в свой дом, –
где-то на небе горят твои дети!"
чуть ужаснувшись, коровка всползла
на указательный палец – и взмыла...
Гунню усовестился – и послал
ей пожелание: странствовать с миром.
***
...в мире, где странствия – императив,
где невозможно без лжи и уловок,
Гунню травинкой обет начертил:
впредь не обманывать божьих коровок.
__ Гунню Сисы отправляется на свидание __
Это глупо, потому что это странно.
Безнадёжно, унизительно и дико.
Гунню Сисы нёс букетики тюльпанов, –
Не нарциссов, не мимозы, не гвоздик – и
Собирался их вручить одной знакомой,
Что давным-давно собой смущала мысли,
Уводя от состояний невесомых.
Было мокро и цветы слегка раскисли.
Но сюцай упрямо нёс букеты мелких
Ярко-жёлтых остролиственных тюльпанов,
Этой выходкой производя отметку
В дневнике взаимоотношений странных –
С той, которая его не замечала,
Каждый раз предпочитая самураев,
Лишь для них копила чувственные чары,
С Гунню Сисы только походя играя.
Но сюцай, смирившись, нёс свои тюльпаны,
Ни на что уже, по сути, не надеясь,
Понимая, что ведёт себя престранно.
Ветер трогал сосны и цветущий вереск.
Гунню шёл – и безмятежно улыбался,
Словно знал секреты всех людей на свете.
Ощущал ли он себя в тот миг скитальцем?
Созерцал ли – в лужи падающий вечер?..
Расцветала между рёбрами – тюльпаном –
Та любовь, которой ничего не надо:
Ни касаний, ни чудес – смешных и странных,
Ни признаний, ни взаимности, ни взгляда...
Просто есть такая женщина на свете,
О которой в летних сумерках мечтая,
Невозможно утвердительно ответить –
Хороша она? Распутна ли? Свята ли?..
Просто есть такой сюцай, немного странный.
И в какой-то моросящий летний вечер
Он несёт букеты маленьких тюльпанов
На с трудом воображаемую встречу...
___ Чайка по имени Гунню Сисы ___
Пожилой наставник Цянь и
Гунню Сисы как-то вместе
обсуждали невозможность
превращений – в сов и чаек.
Птицам было крайне лестно,
что о них рядил сюцай, а
не о рыбах, многоножках
или бабочках случайных.
Сад был преисполнен неги
и докучных насекомых.
Солнце трогало сердечки
поспевающих черешен.
Перейдя к вещам посконным,
в споре сильно раскраснелись –
Гунню, вздорный, как овечка,
Цянь, строптивый, как орешник.
После долгих рассуждений
Гунню с Цянем подкрепились
замечательной наливкой
из терновника и вишни.
В облаках цвёл амариллис,
не отбрасывая тени...
Предзакатные левкои
разрастались в небе пышно.
Гунню сполз щекой на клевер,
Цянь – затылком в медуницу.
Ветерок ерошил вербы.
Совы с чайками пытались
собеседникам присниться.
Тучи двигались на север...
Тетрацентрон в дождь не верил,
ствол согнув, как вредный старец.
Гунню Сисы снилось море
замороженного света.
Медленно катились волны
фосфорических приливов...
Старый Цянь не знал ответов,
и поэтому не спорил.
А сюцай парил – свободным,
белоснежным и счастливым.
__ В преддверии весны сюцай снимает маску __
Отслоившимся от тучи света корочкам
предстояло осыпАться в лес – снежинками.
Гунню Сисы встретил двух болотных курочек
и крестьян, несущих к берегу пожитки.
Предвесенний луг топорщился травинками.
Воды речки изобиловали карпами,
чьим глазам – тремя кургузыми болванками
представлялись лодки, грУженные скарбом.
Гунню Сисы поражался – скоротечности
холодов, и залюбовывался инеем.
Между тем, вблизи божественных источников
облака паслись на небе, словно свиньи.
В синих сумерках сюцай бродил по берегу,
замечая рядом – массу интересного,
как крестьянин, восторгающийся городом,
либо житель степи, встретившийся с лесом.
Лес казался первобытным, диким, девственным,
полным сучьев и лишайника косматого.
Тонкий месяц вырисовывался явственно –
в виде жёлтой перевёрнутой ферматы.
Безнадёжно потерявшийся во времени
и охваченный внезапными любовями,
Гунню Сисы сбросил маску постороннего.
С кем сравнить его?.. –
Ну, разве что, с собою...
_______________________________