И наступил заплаканный, расхристанный весенний рассвет – вечный, как детский смех, прекрасный, как мы двое. Дождь, убаюкивавший нас с двух часов пополуночи, тихо шелестя, превратился в ясное утреннее бормотание двух организмов, которым для счастья всего-то нужно – ты да я да мы с тобой; наверное, поэтому оно и такое, это счастье – органичное и безграничное; такое, и являет собой наше нормальное ненормальное состояние: кто еще способен не желать ничего, кроме?
«С пробуждением тебя, Солнышко!
… А знаете ли вы… Не перебивай! Я и так знаю, что ты знаешь, но я не об этом!. Так вот, знаете ли вы… Ну просил же – не перебивай! Вот и забыл… Эх, дожди вы мои, дожди, оттого, что я пьяница, что ли… Ну да ладно…
А! Вот!
Вот.
…Вот моя кровь…,
Вот то, что я пою –
Что я могу еще…,
Чуть-чуть крыши,
Хлеб, вино и чай…
Когда я с тобой –
Ты мой единственный дом
Что я могу еще,…
Что я могу еще?..»
Вот проснусь – и горе, вселенское, непоправимое, смертельное – ты зачем-то ушел… Разве там ты нужнее, чем здесь? Нет - ни на этой планете, ни во временах – прошлых и не наступивших, ни в священных войнах, ни на баррикадах, ни даже на дне рождения твоего лучшего друга Макферсона – нет места, где бы желали и ждали тебя больше!
А тебя нет…
А дома расцвел наш кактус…
А ты не видел…
Может, что-то случилось? Может, заболел кто? Может, на Землю летит комета Галлея и тебя срочно призвали в межгалактическую экспедицию? Заперли в неотапливаемом металлическом помещении, выдали чай, сыр и надкушенное яблоко и отправили сражаться с бездушным обломком?
А зачем? Можно было просто тактично попросить – и ты бы вышел на балкон, гаркнул богатырским голосом что-нибудь лирическое… ну к примеру «Махишвары, будьте нате!»… и, заблудившаяся комета, пробормотав что-то о пардонах и неверном адресе, стыдливо юркнула бы куда-нибудь в направлении ближайшей черной дыры, а ты, насвистывая молодецким посвистом «Песенку Герцога» вернулся бы к нам с кактусом… пока мы не завяли…
А может, ты ушел растить деревья?
А может, чистить потускневшие блестки Плеяд?
А может, дирижировать приливами?
А зачем?..
Я ведь дома…
«Проснулась. Укусила подушку. А говорит, что мягкая и пушистая.
Не хочется открывать глаза – тебя дома нет, я знаю. Кажется, кто-то взял на себя обязанность научить нас скучать друг без друга. Совершенно бессмысленная цель, дурная работа: я и так чудесно это умею…
Ухожу. Буду поздно. Жду писем. Плачу в манишку.
Какого лешего ухожу?..»
Если принять, как мы приняли, смеясь и безоговорочно, мысль о том, что мы повязаны светящимися нитями - твоей, оранжевой и моей, васильково-синей, тонкими, невероятно прочными, идущими откуда-то из центра груди и однажды соединившимися, навеки сплетшимися в мерцающий фал, самую главную снасть кораблика с парусами в косую линейку - то так любопытно представлять, как мы разъезжаемся в разные концы Города, а связка наша, компас «Дорога-Домой» оплетает дома и светофоры, и за много часов перемещений в пространстве распространяется вокруг нас как филигранное, мастерски сплетенное медно-вольфрамовое кружево, как подарок для бетонных скучных строений в которых живут люди, спят люди, в которых кто-то скучает или ссорится или тихо плачет; мы где-то летаем, а наша ниточка по имени «ктебе» украшает Город как новогодняя гирлянда, и какая разница, что, казалось бы – июнь, какие тут ёлки-праздники… И, словно для того, чтобы победить эту, в общем, не столь критичную, несостыковку, юные деревья нежно кутают мир в славный тополий снег, и ты чихаешь все утро и после – весь день, до пяти часов, когда, заметенная в сугроб по самую макушку, наконец, дождешься меня в промокшем еще во время ночного ливня заснеженном дворике, и выглянешь из сугроба – ласково и доверчиво, и пока я буду тебя пылесосить и очень стараться не смеяться – тот еще у тебя вид, топольки очень хотели достичь максимально возможного сходства между тобой, моя девочка, и знаменитым портретом дядюшки Ау и у них, признаться, вышло похоже – ты будешь сопливо шмыгать и бубнить «здравствуй, моя душа, где ж ты бродил две тысячи лет, я так давно жду, даже поседела…» . И я обниму тебя, и связки-ниточки лопнут, как дворовая девичья «резиночка», которую во время игры растянули слишком сильно, и электрическая искра пробежит по Городу, как по бикфордову шнуру, и фенька наша опять соединится напрямую – от меня к тебе, от сердца к сердцу, минуя дома, светофоры, кого-то, кто плачет, и другого – кто спит, а так же причины-причитанья-прощенья и все прочее, что там следует по списку…
«Какое восхитительное солнце!..
Только такое и бывает, когда льет всю ночь.
…красное, как холодильник…
И какое отвратительное состояние…
…брат Митька помирает, ушицы просит…
Ты только не ругай меня, родная!
…ты сегодня во сне смеялась…
Что бы такого умного сказать?..
А!
Вот: угол падения равен углу отражения… Или еще: длина окружности равна два пи эр квадрат, где пи -… нет, не то пи… другое, равное 3,14…
…запутался…
Что еще? Скорей бы домой – я по тебе уже скучаю…
Да!!! Сегодня же суббота!!! Буду пораньше! С тобой! С тобой! С тобой! /если доживу…/. Так что можешь строить планы – ежели выживу, заранее со всем согласен.
P.S. Какое солнце... Жаль,что ты не видишь... Утро – песня...
И я люблю тебя... люблю...люблю!
Быстрее бы домой! Домо-о-о-ой!
К тебе....
Эх, жисть моя, жестянка...
Фсе.
Целую, поскакал.»
«Солнце – топкое и липкое, будто неумытое со вчерашнего заката распласталось на стене медовой кляксой. Неистовые почки сумасшедшего каштана, три самолетных следа в небе – дороги в бесконечность, неурочный цветок папоротника – это все во сне, это все мое, это все тебе… Я так старалась, так подробно и тщательно уворачивала в цветную слюду подарки, любовно паковала их и перевязывала тонкими ночными мерцающими полосками вчерашнего дождя, что едва не проспала август,
вот ведь…»
Китайцы они и так, конечно, молодцы. Чего стоят только их многомиллионные тиражи поддельных «найков» или та же Великая Китайская стена. Но, не останавливаясь на достигнутом, они китайски увековечились, сочинив самое мудрое и страшное на все времена проклятие: «Мечтай о достижимом».
Боже, какие мы счастливые!
Какие запредельно мудрые и глобальные мечты мы так никогда и не претворим в жизнь!
…путешествие на плато Путорана…
…полеты на бипланах по маршруту Дона Шимоды…
…балаганчик – обоз на колесах, а в нем – мы, и прочие встречные психи босиком по Руси с котомкой…
…домик с огородом и медведями – у самого Байкала…
…дети…
Зато – каждое утро, каждое солнце четверга, отразившееся в умытом асфальте Города станет памятником нам, назиданием и томлением - потомкам. Каждый раз, просыпаясь рядом, мы удивляемся очень честно и растерянно: да, это – счастье, да, мы – есть, да, мы нам не приснились. Я люблю тебя, ты любишь меня – Господи, это же чудо, самое невероятное и невозможное со времен творения, и еще чудесней то, что мы сегодня проснулись рядом, никто никуда не ушел, никто никуда не спешит, и есть ты и я и солнце, и утро если и закончится то – не сегодня, не для нас, и вовсе даже не закончится!..
И мир замер, созерцая таинства первого утра первых человеков.
…дрянной растворимый кофе, /а вы думали, божественный нектар – это что?/…
…тонкое колечко – немужественный локон на затылке любимого…
…похмельная ухмылка лопнувшей обоины…
…зрачки и руки – то ли барона и Марты, то ли бывшего величества Итаки, громогласного и неистового Патрика Дэлроя и Джоан…
…и если после того, как я тебя обнял, твои хрустнувшие косточки еще подлежат восстановлению – ты встанешь и героически приготовишь мне завтрак…
…и в планах на вечер: «Пойдем, договоримся насчет «Апокалипсиса» /звучит, черт возьми!../…
…иногда даже слишком…
…Святые, заступитесь за нас…
«С Добрым Утром, Солнышко!
Как хорошо, что ты у меня есть!
Сбереги нас, Господи…, прости нас, дураков…
Я приеду…скоро. Как ты насчет самолета. А? Давно мы их не собирали… А они светлые и радостные… как утро. Как утро, где мы с тобой вместе…
Опять опаздываю… Постараюсь вернуться пораньше
Я люблю тебя!»
Святые!
Ну что вам стоит?..
пятница, 29 мая 2009 г.