У подростка глаза затуманены,
С миром он уж давно не знается.
В след ему глядят глаза мамины,
И от боли душа разрывается.
Был сыночек – и нет сыночка.
Вроде ходит, как раньше, по дому,
А желанье одно: «Дозу! Срочно!».
И не может он по-другому.
Как могло такое случиться,
Что любимый, родной, единственный
К зелью адскому смог пристраститься
И не слышит простые истины?
Почему все поставил на кон
За проклятое удовольствие?
Вот же клялся, божился, плакал
И в который раз укололся.
Всё, что можно украсть – украдено,
Всё что можно продать – уж продано.
Не волнует его горе мамино,
Жизнь своя и её изуродована.
Судят все, рядят все, нет им помощи.
Отрицают их, проклинают.
Ну, а мать мечтает спасти ещё.
Только сделать как это - не знает.
И стоит она перед Образом,
Смотрит полными горя глазами.
Толь с проклятьем, а то ли с вопросом:
«Что ж ты, Господи, сделал с нами?».
Просит сил дать ещё хоть немного,
Чтоб суметь за дитя побороться
И в душе умаляет Бога,
Наказать, кто дает им колоться.
Иль семей нет у власть имущих,
Или наркодельцы бездетные?
Нет ответа душе измученной,
И не слышит слова ответные.
Вот опять глаза затуманены,
Сын давно уж с миром не знается.
Вслед ему глядят глаза мамины
И от боли душа разрывается.