Отраженная реальность Леона Меерсона - 5

Татьяна Орбатова
Глава 5. Метаморфозы

Однажды у меня возникли разногласия с моей приятельницей. Она считала  сопереживание и честность давно отжившими понятиями, а способность "изменять лицо" без оглядки на свои чувства – великим искусством выживания в обществе. Тогда мне подумалось: умение управлять лицом – не повод для гордости. Всего лишь приобретенные навыки среднестатистического хомо сапиенса. Люди напрягают или расслабляют лицевые мускулы в зависимости от сложности ситуации, но важно не предавать свои чувства и чтобы тебя узнавали друзья и родные. Иначе станешь им чужим. Но если изменил личину до полной неузнаваемости – твой выбор. И нечего на других пенять… 
После рассказа Марии стало понятно – мои рассуждения хоть и логичны, но грош цена им в военное время. Когда разнузданный демон Войны открывает свою пасть, происходит страшная метаморфоза в сознании людей. Животный страх, инстинкт самосохранения, жажда крови будто взрывают человекообразных существ изнутри, обостряя все самые худшие качества, дремавшие с рождения. И многие не только не заботятся о сохранении чувств, делающих их людьми, но напрочь забывают об отличии человека от бешеного животного.
…Мария показывала нам семейный альбом.
- Мой дядя Ян… Мой отец – Якуб и… мама Анна. Это бабушка Бася… В последний раз видела ее, когда мне исполнилось семь лет – в июне 1939 года. И дядю – в последний раз, - говорила она с грустью, перебирая фотографии.
Валентин внимательно рассматривал их. Вдруг он выхватил одну и почти крикнул:
- Такой снимок я видел в альбоме моего деда! А это – Стефка, его родная сестра.
Мария взглянула на фотографию:
- Да… как неизбежно тесен мир. На снимке – наш дальний родственник с женой. Жили они в польском  местечке Едвабно. Мои дядя и бабушка… жили там же. 
- Если кто-то вспоминал о Стефке, дед плакал. Почему плакал? - тихо произнес Валик.
Мария печально посмотрела на него.
- Дедушка не рассказал тебе о трагедии в Едвабно?
- Нет… Однажды пообещал, что расскажет о сестре, когда я повзрослею.  Но… отца направили служить в Одессу. Здесь мы остались жить. По стечению  обстоятельств я пять лет не приезжал в Коломыю. А приехал… на похороны. Дед умер от инфаркта… 
- Мои родственники и соседи, и многие другие евреи были сожжены в Едвабно - в овине, куда их согнали – 10 июля 1941 года. И сестру твоего деда сожгли вместе с ними, - произнесла Мария.
- Ужас! – воскликнул Миша, - Ненавижу фашистов! Нелюди!
Мария покачала головой:
- Согнали в овин евреев местные мужчины. Те, кто хотел выслужиться перед оккупантами. И сжигали они. Но после войны польские власти скрыли этот факт, приписав всю ответственность за злодеяние гестаповцам.
- Как! Соседей? Страшно… - снова ужаснулся Миша.
- Мы живем среди людей, но не можем знать, кто они по своей сути. Насколько милым и добрым иногда кажется сосед или коллега по работе. Но, не дай Бог, большое испытание – война или… политика государства, нацеленная на репрессии. И тогда, возможно, этот человек превратится в другое существо, далекое от доброты и сострадания. Во времена  больших испытаний таких людей немало. Обезличенные страхом, ненавистью, немотой души… Они способны предавать и уничтожать себе подобных… И, главное, невозможно предугадать, каким будет в это страшное время каждый из нас – здесь сидящий, - с  трагичной интонацией в голосе произнесла Мария. 
В комнате повисла тишина. Строгая, напряженная тишина. Мы молчали, но Миша, со свойственной ему непосредственностью воскликнул:
- А пузырьки зла? Кто-нибудь ответит, что это и как их не выдыхать?

продолжение следует:

http://stihi.ru/2009/06/01/319