Когда мои родители поженились, каждый из них считал, что оказался за спиной у своей половины, как за каменной стеной. Игра в прятки за спины друг друга продолжалась не долго.
Они развелись, и каждый из них погрузился в свою личную жизнь. Мы с мамой жили в районе, построенном на месте снесенного кладбища. Над не солидными хрущевскими коробками висело мрачное облако потревоженных душ.
Мама во чтобы то не стало хотела подняться по социальной лестнице на этаж выше, не имея при этом ни связей, ни средств. Все эти восхождения оказывались крушениями. Поэтому дома всегда было ощущение разгрома.
Я приходила к папе и радостно объявляла, что буду жить у него. Папа смотрел на меня растерянно. Свидание с любимой женщиной приходилось откладывать, а потом и отменять вовсе. Он жалобно бормотал, что не умеет готовить и хозяйство у него холостяцкое. На что я радостно заявляла, что научилась готовить и, что у него каждый день будет обед, я буду убирать и ходить в магазин. Папа еще больше расстраивался и упавшим голосом говорил: Шла бы ты лучше домой
Его спасало то, что он жил в другом конце города, и у меня уходило много времени на дорогу в шолу. Я не досыпала, не успевала делать уроки и в конце концов возвращалась к маме.
Я бродила с ключами на шее по кладбищам и заброшенным стройкам. У меня шумело в голове от мышиной возни, производимой романчиками моих родителей.
Романчики эти сменялись, как шило на мыло и мыло на шило. И где бы я ни была, я всегда чувствовала, что с ними происходит.