Барабанной дробью, сводящей скулы,
оркестром, вступающим яростно за спиной,
воздухом плотным, звенящим в жаре от гула,
/страшно стоять перед ними - а ты не ной/
она чеканным шагом идет на сцену. она рискнула.
Яркой мишенью, солнцем, слепым пятном.
тысячи глаз прикованы к девочке-наваждению.
Концентрат толпы замирает поодаль, за ограждением,
а у неё-то в виске пульсирует об одном:
"эта огромная масса настолько меня сильней...
издалека им кажется, будто глаза у меня синей,
будто бы всё во мне так причудливо и прекрасно.
Они поднимают планки и обступают меня тесней,
и уверены как один, что пришли сюда не напрасно...
все эти люди, оцепеневшие, как во сне,
могут мгновенно меня снести, окажись я вдруг не богиней.
господи, помоги мне..."
и она стоит перед ними, медлит тягуче. пауза
повисает предательски, стелется шепот туманом влажным.
и коленки её дрожат, это видит каждый.
"ладно, пора уже начинать, не бежать же страусом..."
и она выкладывает им всё, что саднит, заразно -
и глаза у неё не серы, а голубы,
всё, что было когда-то в ней кем-то вспорото,
всё, что выгорело и вьётся, как легкий дым,
всё искрит, зажигая звезду над городом.
она думает: "бог услышал мои мольбы..."
бог стоит, улыбаясь в седую бороду,
апплодирует из толпы.