Каждое утро я еду на работу в другой город на автобусе, 35 минут туда и столько же обратно. В такие минуты я наполнен своей особой жизнью, ведь за стеклом мелькают деревья и елки, поселки и сады, проносятся автомобили, а в салоне автобуса постоянно одни и те же лица. Я их не знаю, но они улыбаются мне. Иной раз здороваются, спрашивают время или обсуждают новости мирового масштаба. Это так удивительно: люди, которые знают только то, что этот человек едет до определенной остановки, делятся с ним своими мыслями по устроению мира. Изредка выносят свой внутренний мир тебе на суд. В такие минуты важнее слушать, чем делать комментарии или осуждать их поступки в их жизни. А за стеклом, сделанным в Саратове, солнце или дождь, снег или грязь… редко цветы (лишь весной). А запрещающие и предупреждающие знаки все ближе теснятся к могильным надгробьям вдоль дороги. Эти памятники человеческой скорби и глупости прибавляются с каждой декадой…
На одной и той же остановке в автобус еле входит старушка. Сколько ей лет, сказать невозможно. Ее морщинистая кожа на лице не дает точных ответов, как и ее одежда, которую обычно носят старые люди: платок на голове, засаленное пальто и сапоги, в любую погоду.
Она постоянно здоровается с кондуктором сухим приветствием и присаживается на место, которое ей уступают. Изо дня в день я наблюдаю этот ритуал. Мне неинтересно, кто она и зачем едет из своей деревни в город. Мне неинтересно, как зовут ее. За все время своих поездок из родного города в другой город я не слышал историю ее жизни: в автобусе она ехала всегда молча, смотря в пол. Я не ощущал ее взгляда и не могу сказать, тяжелый это человек, или нет. Вокруг так много людей, которые куда - то едут, куда -то спешат, что - то говорят. Все, что окружает меня, для меня пусто в такие моменты. За окном мелькают деревья, а люди, как улей, гудят в тесном автобусе.
Бабушка закашлялась. Я обратил вновь на нее свое внимание. Осмотрел ее, а в голове рождался вопрос: куда она направляется каждый день? Может, в город, к своим родным, а вчера, может, на рынок, а завтра еще куда – нибудь, но каждый раз в этот час, и каждый раз с остановки, которую уже проехали.
По долгу своей работы мне пришлось с утра ехать в военкомат, разрешить один вопрос. Зайдя в просторную приемную военкомата, я тут же обратил внимание на свою давнюю знакомую – старушку. Она сидела тихо в уголке и ждала, когда подойдет девушка в третьем окне. В свою очередь я находился около второго окошка и передавал документы. В этот момент я услышал разговор девушек, что работают в военкомате:
- Лена, там вновь к тебе баба Агафья.
- Скажи ей, что я уже иду.
А после в третьем окне появилась лицо девушки. Старушка поднялась со стула и подошла к заветному окошку. По всему ее виду было видно, что она волнуется.
- Добрый день, Лена, - старческий голос теперь окрасился нотками доброты.
- бабушка Агафья, Вам сегодня вновь нет никаких вестей.
- Что ж…- бабушка опустила голову, - я завтра вновь приду. Спасибо тебе, дочка.
Бабушка ушла, шаркая по деревянному вышаркавшему линолеуму, а Лена закрыла окошко. Меня отпустили, но попросили вновь прийти завтра и желательно утром, донести еще одни документ.
На следующее утро, Бабушка Агафья вновь села на автобус на своей остановке. Интересно, в каком из пяти домов она живет? Мысленно попробовал поискать ее дом, но не смог. Дома всем своим видом показывали, что в них не живут. Бабушка еле поднялась Ей вновь уступили место. Странно. Вроде, время сейчас не то, вроде подрастающее поколение не знает принципов уважения к старшим. Ведь когда ты едешь, то замечаешь, что чаще всего на сиденьях сидят мужчины, то есть те, кто сильнее,… а женщины стоят, с сумками в руках.
Удивительно и то, что в духоте автобусной суматохи мы успеваем так много – спасибо высоким технологиям.
Военкомат, вновь бабушка там сидит и ждет Лену в третьем окне. Еще один день в ее размеренной жизни начинается с вопроса к девушке. Все свои дела были мной исполнены быстро. А вот бабушка все еще сидит на стуле и ждет.
- Позовите Лену в третье окно, - попросил я девушку во втором окне.
- Ее сегодня нет.
- Ну так позовите кого – нибудь, а то бабушка то ждет.
- А, она каждый день здесь сидит, каждое утро приезжает, по ней можно часы сверять. И все ждет и ждет.
- Ждет? – я удивился, - а чего именно она ждет?
- Она ждет, когда ей будет известно что – нибудь о ее муже, который в Великую Отечественную пропал без вести. Уже столько писем ею написано и жалоб… Это наш постоянный клиент. Приходит утром с одним и тем же вопросом. И уходит, получив один и тот же ответ, а на следующее утро все с самого начала.
Уже уходя, я услышал, как кто - то громко спросил:
- Что Вам нужно, бабушка?
Я не смог чётко различить, что ответила бабушка, но по отдельным ее словам стало понятно, что она спрашивала об известиях, о своем муже. В ответ, тот же громкий голос с нотками раздраженности:
- Вам, женщина, делать больше нечего! Ходите сюда каждый день и спрашиваете одно и то же! За это время вы разве не понимаете, что Он уже умер. И не все ли равно где? Не все ли равно как? Его нет! Все, перестаньте ходить и девушек отвлекать от работы!
По пути в свой офис мне навстречу промчалась с сиренами Скорая помощь.
На следующее утро автобус проехал мимо той остановки, на которой садилась бабушка. Остановка была нелюдима. С этого дня я больше никогда не видел, чтобы кто - то садился на этой остановке или кто - то выходил, а заросшие пять деревянных домов все больше «уходили» в землю, обнажая через дыры в крышах, то, что прятали их хозяева от дурного глаза.
Через три дня на асфальтовой дороге появились ветки вечнозеленого растения. Эти веточки в некоторых местах закрывали разметку дороги или просто лежали на обочине уже с осыпавшими иголочками. А автомобили проезжали по дани памяти безжалостно и безразлично. По ним торопился доставить своих пассажиров и мой автобус. А еловые ветки уходили вдаль, все ближе к городскому кладбищу.